Мечты марионеток

Андрей очнулся в маленькой, грязной и вонючей комнате. Он лежал на спине на заплёванном, скользком полу, совершенно дезориентированный. Пытаясь осмотреться, парень приподнял голову, но её тут же пронзила сильная, острая боль, а ещё к ней внезапно присоединилась тошнота, мерзко выкручивавшая внутренности. Андрей издал лёгкий стон и опустил голову обратно на пол, с трудом борясь с требованием организма снова впасть в забытье.

– Оклемался таки, – услышал он хриплый, незнакомый голос откуда-то со стороны. – Я уж думал ты уже всё.

Этот голос немного помог Андрею совладать с собственным телом. О том, чтобы снова попытаться поднять голову и посмотреть кто с ним разговаривает не могло быть и речи, но он мог хотя бы говорить. Парень собрался с силами и выдавил из себя несколько слов.

– Где я? – чуть слышно спросил он.

– В тюрьме для политических, – тут же раздался ответ.

«Что это значит?», – хотел спросить Андрей, но переоценил свои силы – сознание окончательно покинуло его.

Он снова провалился в забытье. Ему что-то снилось, какие-то тени, голоса, события, но он не мог разобрать, что именно. Голоса казались знакомыми, тени иногда обретали очертания то Олега Гронина, то матери, то ещё кого-то, кого он когда-то видел. И ничего конкретного – только бессмысленное, размытое марево воспалённого сознания.

Когда Андрей пришёл в себя в следующий раз, прошли почти сутки, но в камере это никак не ощущалось. Даже если бы он был в сознании, то всё равно не понял бы сколько времени прошло – через маленькое зарешечённое окно почти не пробивался свет. Даже самого окна Андрей не видел и не знал о его существовании. Поднять голову он по-прежнему мог лишь с трудом. Общее состояние, как ему казалось, стало получше, но всё ещё оставалось отвратительным: тело трясло, словно в лихорадке, а спазмы и приступы тошноты периодически напоминали о себе, выкручивая внутренности.

Не видя и не слыша никакого движения в камере, Андрей решил попытаться выяснить есть ли здесь ещё кто-нибудь или вчерашний голос был лишь плодом его воображения.

– Вы здесь? – тихо спросил он.

Где-то в темноте раздалось шуршание, и вскоре послышался тот же самый хриплый голос.

– Да. Как самочувствие?

Андрей подвигал руками, пощупал себя: бушлат, флисовая кофта и штаны отсутствовали, обувь тоже сняли. Из одежды на нём оставалась только лёгкая футболка, тонкие нижние штаны, и носки. Стало ясно, почему ему так холодно.

– Так себе, – ответил парень, ощупав свою скромную одежду. – Кто вы? И где мы находимся?

– В тюрьме для политических заключённых, – ответил сосед. – Кто я… Можешь звать меня Дэн.

Андрей подумал немного, прежде чем задать следующий вопрос. Вообще мыслительная деятельность давалась ему нелегко, и это пугало.

– Давно мы здесь?

– Ты – с позавчера. А я… я чуть дольше, – хриплый голос Дэна дрогнул перед последними словами.

Андрей снова начал шарить руками вокруг себя и нащупал под руками солому. Вчера ему показалось, что он лежал на голом полу. Наверное, сосед переложил его. Парень был ему за это благодарен – без нормальной одежды на холодном полу за эти сутки он мог бы и околеть.

– Как я здесь оказался?

– Хех, – хмыкнул старик. – Как и все – привела охрана и бросила в камеру.

Андрей помолчал немного, медленно переваривая услышанное и прислушиваясь к своему организму. Он все никак не мог разобраться, почему же ему так плохо. Отчасти состояние было похоже на алкогольное отравление, как после случая у Тургенева, но только раз в пять хуже.

– И что дальше? Как отсюда выйти? И вообще – за что меня сюда посадили?

– За что – не знаю, но вряд ли ты сделал что-то, что понравилось власти. А как выйти – это вопрос не ко мне, – прерывая слова кашлем, отвечал Дэн.

– Сами-то за что сидите?

– За что… – Дэн выдержал паузу. – Хех… У меня терминальная стадия лишних знаний. За то и сижу.

– Это как?

– Как? Это когда и убить нельзя, и отпустить тоже.

Дальнейшая беседа мало что дала Андрею. Дэн сидел в этой камере достаточно давно и практически ничего не знал о том, что происходило на свободе. Он был не сильно разговорчив, да и Андрей не мог много говорить – голова снова начинала болеть, и он понемногу впадал в забытье, с трудом разбирая отдельные слова сокамерника. Последней мыслью было удивление, почему Дэн, проведя в камере столько времени, не хочет общаться? По идее должно быть наоборот.

Так прошло несколько дней. Сосед иногда подходил к нему: давал пить воду и поправлял рваное одеяло, которое сам же ему и отдал. От воды здорово воняло, но жажда была гораздо сильнее отвращения. Понемногу парню становилось лучше, он начал подниматься, и иногда сидел, упираясь в стену, и медленно, малюсенькими кусочками грыз сухари. По словам Дэна, имевшего уже немалый опыт и хорошо знавшего местные «обычаи», вскоре Андрея ждал допрос – за ним уже несколько раз приходили, но парень был без сознания и так плох, что его не стали трогать.