— Вообще-то, нет. Обычно я так себя не веду, — рассмеялся он.
— Тогда я чувствую себя особенной.
Бекетт пожал плечами.
— Кажется, ты пробудила это во мне.
— Да уж, это один из многих моих талантов, — ответила я.
— Могу себе представить, — ухмыльнулся Бекетт, играя бровями, и я покачала головой.
Я откашлялась, ощущая, что меня выбило из колеи, и села ровнее.
— Так ты посещаешь доктора Каллахан? — спросила я, ища тему, которую мы легко можем обсуждать. Казалось, говорить о наших физических недугах проще всего.
Улыбка Бекетта слегка угасла.
— Эм-м, да. Уже некоторое время. Но в ближайшую пару недель приемов не будет, пока не придет время проверить ИКД, — ответил он, отставляя свою чашку в сторону.
— Это странно, знать, что эта штука там, у тебя под кожей? — спросила я, непроизвольно потирая местечко на своей руке.
— Не страннее, чем перевернутая вверх дном жизнь из-за патологии, о которой я никогда не знал.
Его слова не прозвучали расстроено. Или горько. Он просто констатировал факт.
— Что за
— Ты гуглила? — изумленно спросил Бекетт.
Я пожала плечами и попыталась выглядеть не настолько униженной, насколько на самом деле себя чувствовала.
— Вообще-то, это здорово, — произнес Бекетт, его взгляд стал нежным от эмоции, которую я не совсем поняла.
Он начал складывать пакетики с сахаром, создавая конструкцию, которая, в конце концов, развалилась.
Бекетт не выглядел, будто чувствовал себя некомфортно из-за моего вопроса, но и не торопился с ответом.
— Я не должна была спрашивать. Прости. Забудь об этом, — промямлила я, пытаясь быстро дать задний ход.
— Нет, все нормально. Я ценю, что ты хочешь больше узнать об этом. — Ответная улыбка Бекетта выглядела немного болезненной, но естественной. Легкой.
Он свалил сахарные пакетики и снова построил их. Медленно. Не торопясь.
— У меня генетический порок сердца, он называется АКПЖ.
В его голосе мелькнул намек на злость, но он скрыл его, безразлично пожав плечами.
— Вау. Должно быть, это тяжело.
Сразу стало понятно, что это
Бекетт напрягся.
— Ты не должна жалеть меня.
Я выпрямилась, из-за его тона мне захотелось защищаться. Но больше всего я не хотела, чтобы он думал, что я
— Я
Бекетт недоверчиво смотрел на меня, будто не верил.
— Я к этому привык, Корин. Ничего нового, все нормально.
— Да, я
— Ага, учитывая, что я ходячий мертвец, не так ли? — издевательски сказал он, ударив по сахарным пакетикам и сбив их.
— Вау, а я думала, что это я излишне пессимистична. Я должна была догадаться, что твоя показная Сьюзи Саншайн полная фигня.
Бекетт несколько раз моргнул, пялясь на меня, а затем расслабился. Его губы изогнулись в улыбке, глаза снова засияли.
— У тебя совсем нет фильтра, не так ли? — спросил он.
— Фильтр? А что это?
И мы снова улыбались друг другу. Злость и напряжение испарились.
— Это отстой, да? — спросил он через несколько минут.
— Ты о чем?
— О приемах у врача. Непрекращающиеся вопросы о том, как ты себя чувствуешь. Сочувствующие взгляды, когда они понимают, что с тобой что-то не так. Шепот. Сомнения, что с тобой действительно все хорошо. Это надоедает. Я стараюсь не унывать, но когда в тебя каждую пару недель тыкают иголки и проводят тесты, это убивает все веселье, — закончил он со вздохом. — Ненавижу ходить к врачу. Ненавижу тесты и вопросы. Ненавижу свою семью и друзей за то, что смотрят на меня так, будто я в любую минуту могу сломаться. За то, что когда они смотрят на меня, не видят Бекетта Кингсли, а видят тело на больничной койке с проводами и трубками повсюду. — Бекетт сжал зубы, и я поняла, что не могу отвести от него взгляда.
От его правды.
Его честности.
От него.
Но затем лицо Бекетта разгладилось, и он снова успокоился. Сделал глубокий вдох и взмахнул руками.
— Но что я могу сделать? Ныть из-за этого? Погрязнуть в жалости к самому себе? Это не в моем стиле. Я не в состоянии изменить прошлое, но могу изменить настоящее. И я точно не буду несчастным все то время, что у меня осталось.