Мечты прекрасных дам

– Это касается адвокатской опеки над моими деньгами, которая будет иметь силу до моего совершеннолетия.

– Понятно. К сожалению, мистер Гудчайлд-старший только что уехал к своему клиенту.

– Тогда пусть меня примет мистер Гудчайлд-младший.

– Увы, мадам. Мистер Гудчайлд-младший болен. Лихорадка.

Милли понимающе кивнула.

– Весьма сожалею. Есть тут кто-нибудь еще, кто поможет мне в этом вопросе?

– Боюсь, что нет.

– Но поймите, что речь идет о больших суммах. От маленьких глазок под стеклами пенсне побежали лучики морщин.

– Мэм, в этом нет никакого сомнения. Как правило, под опеку берут значительные суммы.

– Тогда тем более странно, что никто из ваших сотрудников не желает мне помочь. Почему такое неуважение?

– Ну что вы, мадам. Я передам им вашу просьбу, и кто-нибудь навестит вас при первой же возможности. Может, и мистер Уэддерберн будет дома.

– Этого еще не хватало, – резко прервала его Милли. – Я знаю, что мистер Гудчайлд здесь, и желаю немедленно с ним побеседовать. Если он не спустится сюда, я сама к нему поднимусь!

– Но, мадам! – завопил клерк.

Когда она двинулась вперед, он попытался преградить ей путь, так что ей пришлось оттолкнуть его. Прибежал охранник в форме. Он с клерком схватили ее за руки. Посетители банка с интересом смотрели, как разъяренная Милли пыталась вырваться.

– Мадам, приемная доктора Скофилда находится в этом же здании, – внезапно заявил клерк. – Вы можете пожаловаться ему.

Милли одарила его испепеляющим взглядом.

– Насколько мне известно, вы его давняя больная… – нагло продолжал он.

Растрепанную и дрожащую от ярости Милли выпроводили на улицу. Было очевидно, что до ее прихода Джеймс успел пообщаться с господами Гудчайлд. Милли невольно подумала, что зря ввязалась в спор с клерком.

Жара стала еще сильнее. В это утро Гонконг был просто отвратителен. Милли еле плелась под своим зонтиком. А вокруг все занимались своими делами. Крестьяне размахивали связками тощих цыплят, болтающихся вниз головами, и зычно выкрикивали цену. Мясники расхваливали засиженное мухами мясо. Всякие шарлатаны-целители сулили исцеление от всех известных и неизвестных хворей. Имелись у них и лосьоны от вшей, и порошки для предохранения от беременности. Кули бежали трусцой, таща на плечах длинные палки-коромысла с грузом. Распорядители похорон громко кричали: «Дайте дорогу мертвым!», расчищая путь в толпе перед рыдающими родственниками и профессиональными плакальщиками, которых нанимали оплакивать покойных за пятьдесят центов в час. Хотя в Гонконге еще не было рикш (это было изобретение японцев), носилки можно было нанять везде: и на Педдер-стрит, и на Квинс Роуд. Шлюхи и служительницы борделей фирмы «Цветок в тумане» заманивали холостяков в свои лодки, уверяя, что их ожидает райское наслаждение!

Длинноволосые святые отцы разных мастей и религий, старательно запахивая свои жалкие балахоны, с жаром доказывали истинность своей веры. Это была самая гуща гонконгской жизни – шум, толкотня, спешка. Милли еще раз поразилась удивительной пестроте и причудливости, свойственной Гонконгу, этой преисподней, населенной миллионами разнообразных чертей…

На углу Поттингер-стрит пороли преступивших законы. Наиболее опасные преступники были в цепях и шейных деревянных колодках. Их отправляли в город Кулон, где их должны были обезглавить: стандартная мера наказания за убийство и пиратство. «Ах, Эли, не забывай об этом», – подумала Милли. Тринадцать кули сидели на корточках на тротуаре, ожидая своей очереди. Позже она узнала, что им была назначена норка по приказу полковника Кейна, грозы всей округи, его дурная слава докатилась до британской Палаты Общин. Губернатор там сетовал однажды на растущую в Гонконге преступность и сообщил высокому собранию, что лишь за один день пятьдесят четыре китайца подверглись как-то порке. Проходя мимо, Милли прикусила губу. Она видела, как они тянули к ней руки, моля о помощи. Но что она могла для них сделать? Ничего. В Гонконге человеческая жизнь стоила слишком дешево, а о сострадании тут вспоминали редко. У Милли в ушах звенели истошные вопли истязаемых… Ей стало плохо; подозвав носилки, она приказала, чтобы ее доставили домой.

По пути были расположены старые артиллерийские бараки, и Милли остановила носилки, чтобы посмотреть, как английские солдаты занимались на плацу. Солдат было очень мало. Милли подумала, что этой горсточке вряд ли удастся спасти Гонконг от нападения пиратов или восставших на материке тайпинов. Солдаты часто болели лихорадкой и умирали тоже часто. А все потому, что их разместили в палатках, где их одолевали тучи москитов.

У Милли защемило сердце при виде бледных и слабых солдат. Джеймс так любил поразглагольствовать о «желтой опасности» и о том, какое их ждет побоище, если колонию внезапно атакуют.