Мечты сбываются

Ухаживает Юнус за своими новенькими насосами с любовью и заботой. Навещает он качалки и не в свою смену; иной раз — найдя деловой повод, в другой раз, словно для того, чтоб перемолвиться словечком со сменным, а в действительности — чтоб поглядеть, все ли в его хозяйстве благополучно.

День и ночь неутомимо трудятся насосы, выкачивая нефть из глуби земли.

Вниз и вверх, вниз и вверх! — кланяются они Юнусу, будто благодарят за заботу. И, глядя на эти неугомонные качалки, Юнус думает, что все реже и реже слышится на промыслах слово тартальщик. Оно и понятно: слово это получилось от возгласа «тарт!», что значит по-азербайджански «тяни!», «тащи!». Но теперь, при глубоких насосах, когда нет желонок, — что тащить-то, что тянуть?.. Он сам теперь не тартальщик. Он — масленщик…

Однажды, во время обеденного перерыва, когда зашел разговор о глубоких насосах, Юнус полез в боковой карман куртки, вытащил измятый клочок бумаги и карандаш и начал:

— Кафар вот в газете написал, как оно будет, когда у нас на всем участке пойдут в ход глубокие насосы… При желонках, известно, каждая скважина требует няньку — тартальщика, а за три смены в сутки — трех тартальщиков. На нашем участке примерно пятьдесят скважин, и значит, чтоб их обслужить, нужно в сутки сто пятьдесят человек. — Юнус написал на бумаге «150», обвел написанное кружком. — А при глубоких насосах один масленщик, когда привыкнет к этой работе, сможет присмотреть за десятью, а то и за пятнадцатью скважинами. Вот и выходит, что когда пойдут у нас в ход глубокие насосы на всем участке, вместо ста пятидесяти тартальщиков потребуется всего десять масленщиков. — Юнус написал «10», обвел двумя кружками. — Я проверял Кафаров расчет: по-моему, он правильный. Проверьте и вы!

Все вокруг оживились, стали проверять. Да, счет, в самом деле, правильный: вместо ста пятидесяти — десять! Ай да Кафар, все он умеет сосчитать и высчитать! Осталось ему только счесть, сколько звезд на небе да песчинок на дне морском!

Министрац с опаской заметил:

— Не было бы, товарищи, из-за всего этого безработицы… Вот при «мусавате»…

— Ты бы еще сказал — при Николае! — огрызнулся Юнус: всюду сует он свой нос, этот гусь!

— А что, если в самом деле не будет работы? — забеспокоился ардебилец. — Тебе, молодой человек, толковать об этом легко, ты — бессемейный. А вот на моем месте ты бы иное заговорил… Глубокие насосы! К чему они, эти глубокие насосы, если они меня на улицу выгонят?

Такие слова Юнус услышал сейчас впервые, но вскоре ему довелось их слышать не раз — не только Министрац и ардебилец видели в глубоких насосах угрозу безработицы.

А тут появились новые сомнения и тревоги: в первое время поломок и неполадок было хоть отбавляй. С желонками, что ни говори, этого не было, и у некоторых скважин, переведенных на глубокие насосы, добыча снизилась на десять, пятнадцать, а то и на двадцать процентов. Двадцать процентов недобора! Но если так — чего стоят все эти хваленые насосы?

Сомнения и тревоги усиливал инженер Кулль.

— Глубокие насосы?.. — произносил он безнадежным тоном. — Желонка, правда, дает нефть менее удобным способом, но зато наверняка. Это в Америке умеют применять глубокие насосы, там народ культурный, образованный, а у нас народ темный, малограмотный — куда ему! И еще: в Америке иные грунты… — Тыча карандашом в геологическую карту, Кулль пространно и сложно доказывал, что применение глубоких насосов в бакинских грунтах неэффективно.

Юнус слушал, стараясь вникнуть в доводы Кулля. Калифорнийский грунт, апшеронский… Пласты такие, пласты этакие… Может быть, в самом деле эти новые насосы не так уж хороши, как казалось с первого взгляда?.. Юнус старался отбросить от себя эту мысль, но она назойливо лезла ему в голову.

Однажды, возясь подле неисправной качалки, Юнус увидел приближающуюся к нему группу людей. Газанфар, Арам, Кафар, Кулль, Министрац и другие… А посреди группы бодрым шагом ступал человек в брезентовом плаще, в фуражке, в высоких русских сапогах. Он о чем-то беседовал с окружающими его людьми и улыбался.

«Сергей Миронович!» — екнуло сердце Юнуса.

Он видел Кирова не впервые, но сейчас предстояло встретиться вплотную, лицом к лицу, и, на беду, у этой самой больной качалки. Юнус не успел опомниться, как Киров уже был подле него. Приветливо поздоровавшись и бросив взгляд на качалку, лениво двигавшуюся вниз и вверх, Киров спросил:

— Ну, товарищ, как у нас тут дела?

Как был бы счастлив Юнус ответить: хорошо, Сергей Миронович, очень хорошо! Но, увы, ответить так было невозможно, к тому же сама неисправная качалка свидетельствовала, что дела плохи. И Юнус, вместо того чтоб ответить, только виновато развел руками.

Киров понял его и спросил:

— Большой недобор?

— Восемнадцать процентов.

Кулль шагнул вперед и пытался объяснить:

— В этих грунтах, Сергей Миронович…

Но Киров нахмурился и прервал его:

— Фантазии все это, уважаемый Кулль, извините меня, дурные фантазии! — Он повернулся к Юнусу и, смягчив тон, спросил: — А ну, расскажи, в чем у тебя тут загвоздка?