Мечты сбываются

Что она знает по этому делу? Что она может сказать? Очень многое. Она три года прожила в доме Шамсиева служанкой. Знает всех и все… Верно ли, что у отца мальчик сыт и одет? Верно. Против правды она ничего не скажет. Верно ли, что отец его не бьет? И это верно. Любит ли его отец? Наверно, любит — какой отец не любит своего сына!.. Только это еще не все! Знает она и то, что Шамси не отдает Балу в советскую школу, хотя мальчику скоро пойдет одиннадцатый год. Знает, что собирается Шамси, по совету муллы Абдул-Фатаха, отдать Балу в медресе, с тем чтоб отправить потом в Персию — в Неджеф или в Хорасан — и сделать ученым муллой. А зачем, скажите на милость, товарищ судья, быть Бале муллой? Муллой быть легко, человеком быть трудно — так ведь, кажется, говорится? Знает она еще и то, что не хочет Шамси учить Балу русской грамоте — опять же по совету муллы Абдул-Фатаха. Она сама когда-то была у Шамси в служанках, так вот, разбил он ей лицо в кровь и запер в подвал за то, что нашел у нее русскую книжку… Многое знает она, многое может рассказать!..

Баджи говорит горячо, страстно. Ее слова звучат обвинительной речью против Шамси.

Ругя смотрит на Баджи с благодарностью и восхищением: именно так сказала бы она сама, если б умела!

А Шамси с горечью думает:

«Это за то, что я ее, подлую, взял в свой дом и воспитывал как родной отец!»

— Вы, верно, родственница Ругя Шамсиевой? — спрашивает судья, обращаясь к Баджи.

— Переходя реку, спинами столкнулись! — отвечает Баджи, как принято говорить, когда хотят подчеркнуть полное отсутствие родства.

— А Шамси Шамсиев?

— Родственник… Вроде дяди… — отвечает Баджи нехотя.

Многое становится судье ясным после показаний Баджи. Он обращается к Ругя:

— Есть ли у вас достаточно средств, чтоб содержать и воспитывать вашего сына?

— Я работаю в мешочной артели при клубе, — отвечает Ругя.

Шамси восклицает с места:

— Да много ли она там зарабатывает? Гроши!

— Скоро будем зарабатывать больше — артель купила швейные машины, будем шить белье для красноармейцев и на продажу, — возражает Ругя, ободренная поддержкой Баджи.

— Заморит мальчика голодом, а у меня он сыт и одет! — не унимается Шамси.

— Мать своего ребенка не обидит, не беспокойся! — обрывает его Ругя.

— Ну и отец ему не чужой! — огрызается Шамси.

В пререкания вмешивается Ана-ханум:

— Такая мать, как ты, хуже чужой!

У каждой из сторон находятся сочувствующие. Завязывается спор, перебранка. Судья грозит удалить посторонних из зала. Ему едва удается восстановить порядок.

— На то у сына есть отец, чтобы сыну не голодать, — говорит судья, складывая бумаги. И суд удаляется на совещание.

В ожидании решения суда присутствующие ни на миг не прекращают перебранку.

Шамси, полагая, что суд стал на его сторону, бодро разгуливает по залу и громко разглагольствует:

— Правильно говорит судья: на то у мальчика есть отец, чтобы ему не голодать! Отец — это все!

Ругя молча, с заплаканными глазами, сидит в углу.

Баджи ободряет ее:

— Не торопись слезы лить, — правда будет на нашей стороне!..

Суд выносит решение:

«Передать мальчика Балу Шамсиева, года рождения 1913, на воспитание его матери Ругя Шамсиевой, обязав его отца, Шамси Шамсиева, выплачивать ей алименты до совершеннолетия их сына, означенного Балы Шамсиева…»

Ругя бросается в объятия Баджи. Слезы печали, еще не высохшие на ее щеках, смешиваются со слезами радости.

Шамси ошеломлен: вот это так! Мало того, что отнимают от отца родного сына, еще хотят заставить отца кормить сына в чужом доме. Да что они, все сума посходили? И кто их выдумал, эти алименты? Нашлись хозяева на чужой карман!

— Если вы недовольны решением народного суда, можете в десятидневный срок подать кассационную жалобу в городской суд, — разъясняет судья.

Но Шамси только отмахивается — хватит с него одного суда!

На Ругя он не желает даже смотреть, а проходя мимо Баджи, бросает со злобой:

— Так-то ты мне отплатила за то, что я взял тебя в свой дом, кормил и одевал!

— Я тебе уже давно отплатила — своей работой, — говорит Баджи. — Скажи спасибо, что в суд на тебя не подаю, как теперь многие другие бедные родственницы-служанки поступают, чтобы выплатил ты мне за все три года жалованье, какое полагается по закону!

Шамси умолкает: не ровен час, еще обозлится, неблагодарная, и тоже подаст в суд. Все они теперь научились судиться, эти промысловые и деревенские!..

На одиннадцатый день, рано утром, Ругя пришла в Крепость за Балой. Но Шамси не отпустил сына.

— Суд постановил, чтобы мальчик жил со мной, — сказала Ругя.

— Плевал я на тебя! — ответил Шамси и для большей убедительности в самом деле плюнул.

— Смотри, Шамси… — начала было Ругя, но Шамси заорал:

— Вон уйди из моего дома, мешок драный!

Ругя ушла, но вскоре вернулась, и на этот раз в сопровождении судебного исполнителя и милиционера. И Шамси понял, что сопротивление бессмысленно.

Губы его задрожали:

— Единственного сына у отца отнимаете, безбожники… Совести у вас нет…

Он судорожно обнял Балу и зарыдал. Бала, видя отца в слезах, заплакал сам.