Мечты сбываются

Баджи задумывается: в самом деле — к чему? Вот ведь ходят рядом с ней русские женщины без чадры — и ничего. Это у жительниц Крепости, вроде Ана-ханум, вся жизнь в чадре. А она, Баджи, черногородская, заводская, а нынче промысловая, где вообще с чадрой так не носятся, как в Крепости. Ко всему, с тех пор как она живет на промыслах, она, по правде говоря, и носит-то чадру не так, как носить полагается, а просто набросит на голову вроде платка, скорее для виду, для приличия — отвыкла она за годы, что жила в Крепости, ходить перед чужими мужчинами с непокрытой головой. Так что, если брат и все друзья вокруг не против, чтоб она сбросила чадру, она только скажет им спасибо…

Словно тяжесть сброшена с головы!

И теперь, когда Баджи производит уборку комнаты и вытирает пыль лоскутом изорванной чадры, она с удовлетворением думает:

«Правильно сказал брат — только и остается чадре, что быть пыльной тряпкой!..»

Однажды, вернувшись с работы, Юнус сказал:

— Собирайся, сестра, скорей!

— Куда? Зачем? — удивилась Баджи. — Обед уже на столе.

— Пообедаем позже!

— А что такое? — допытывалась Баджи.

— Увидишь сама!.. — ответил Юнус, шагнув к двери.

Баджи последовала за братом.

Группами и в одиночку спешили рабочие к воротам «Нового Апшерона».

«Наверно, пожар или нефтяной фонтан!» — мелькнуло в голове у Баджи.

Людской поток увлек Баджи и Юнуса в глубь промысла, к буровой вышке, вокруг которой столпились рабочие. Баджи увидела: вышка украшена флагами, гирляндами зелени и цветов. Нет, здесь не пожар и не фонтан! Может быть, какой-нибудь праздник?

С одной из площадок вышки Газанфар, размахивая фуражкой, возглашает:

— Да здравствует буровая номер шесть — первая пробуренная скважина на нашем «Новом Апшероне»!

В ответ несется громкое «ура» на разных языках. Люди поздравляют друг друга, обнимаются, целуются. Лица у всех радостные, праздничные. Только и слышно вокруг: «наша буровая», «наш промысел», «наш район».

Баджи смотрит на взволнованные лица рабочих — многие ей уже знакомы, — прислушивается к радостным голосам.

«Наш, наша, наше!..»

Так говорят люди, уверенные в себе.

Юнус торжествующе поглядывает на Баджи, словно спрашивая: «Ну, теперь что ты скажешь, сестра, насчет хозяев?»

Что она скажет? Похоже, что рабочие в самом деле хозяева на промыслах!

Спустя несколько дней Юнус, придя с работы и наскоро пообедав, снова заторопил Баджи. На этот раз Баджи не мешкала: брат, наверно, поведет ее туда, где интересно.

Позади остался промысловый район и показались известняковые карьеры. Баджи увидела множество людей с ломами, кирками, носилками, тачками, облепивших серо-желтый известняк.

— Субботник… — промолвил Юнус, берясь за кирку.

До позднего вечера, рядом с другими людьми, таскала Баджи камни, нагружала арбы и грузовики. Камни были большие, тяжелые. Баджи содрала себе кожу на ладони, прищемила палец.

Время от времени Баджи посматривала на Юнуса. Ловко работает! Как легко взлетает и опускается в его руках кирка, как движутся мускулы под распахнутой ветхой рубашкой! Баджи решила: на первые же заработанные ею деньги она купит брату в подарок новую красивую рубаху!

На обратном пути, кивнув на перевязанный палец Баджи, Юнус спросил:

— Сильно болит?

Баджи собралась ответить: «Тяжелое это дело — таскать камни!»

Но вспомнив про подарок, который решила сделать на заработанные ею деньги, бодро воскликнула:

— Зато, наверно, хорошо заплатят!

— Нет, — спокойно ответил Юнус, — за работу на субботниках платить не полагается.

Баджи замедлила шаг… Не полагается? Зачем же он привел ее сюда? Кто станет таскать тяжелые камни с полудня до вечера задаром?.. Но почему, в таком случае, собралось здесь столько людей? Почему так упорно орудовали киркой сам Газанфар, и Кафар, и Рагим? Почему так прилежно таскали носилки, катили тачки кирмакинец и ардебилец, Арам, Розанна, Сато? Даже маленькая Кнарик не захотела остаться дома и, подражая взрослым, таскала в своих ручонках камни, какие ей было под силу поднять.

Юнус почувствовал недоумение Баджи.

— Не расстраивайся, сестра! — сказал он. — Из этих камней построят Дворец культуры. Надо думать, что и мы с тобой будем туда ходить.

— Дворец культуры?.. — не поняла Баджи.

Весь остаток пути Юнус говорил о субботниках, о дворцах культуры и о многом другом, о чем Баджи слышала впервые.

— Ну, для этого стоило поработать! — наконец поняв и повеселев, воскликнула она.

Вечером, лежа в кровати, Баджи размышляет о своей жизни. Много, много в ней было дурного и горького, очень много!.. А теперь? Баджи приоткрывает сонные глаза, видит Юнуса, склонившегося над столом, что-то пишущего, оглядывает комнату, свое нехитрое хозяйство, различает на полочке среди книг Юнуса и свои две книжки: «Кавказский пленник» и новенький азербайджанский букварь.

Она сворачивается калачиком и засыпает.

Пожалуй, она счастлива!

ГОРЕСТИ ПРАВОВЕРНЫХ

Нечто подобное Шамси уже некогда переживал — в дни Коммуны.

Страшной казалась Шамси та пора! Грохотали пушки, трещали пулеметы и ружья. Даже мусульмане шли на мусульман — бедные на богатых. Магазины и лавки закрывались, товары реквизировались.