Мечты сбываются

— Если товарищ студентка считает, что я неправ, — пусть выйдет на трибуну и выскажется! — предлагает он. — На то у нас свобода слова. Перебивать же оратора, извините меня, некультурно.

Он говорит елейным, поучающим тоном. При этом он думает: «Пусть только выступит, выскочка!..»

Баджи умолкает: пожалуй, в самом деле некультурно перебивать.

Проклятый Хабибулла! Как ловко он вертит языком, как умеет заставить себя слушать! Людей сбивает с толку, хитрая лиса! Вот все сидят не протестуя и только перешептываются. Попробуй выступи против него!.. Эх, был бы сейчас здесь Гамид… Или если б она, Баджи, умела так хорошо выступать, как он… А приходится лишь спокойно сидеть на месте, слушать и отмалчиваться.

Но спокойно сидеть Баджи не удается.

И когда Хабибулла приводит еще один, с виду веский аргумент в пользу издания декрета и слова его покрываются аплодисментами, они отзываются в сердце Баджи острой тревогой: неужели из-за Телли, не желающей выступать, будет провалена точка зрения ячейки?

Нет, нет! Этого не должно быть!

И тут Баджи видит: в сторонке, за колонной, юноша из городской организации комсомола что-то лихорадочно записывает на листке бумаги. Лицо его озабоченно и нахмуренно. Баджи с облегчением вздыхает: он, конечно, готовится дать Хабибулле отпор! Но вдруг, неожиданно для себя, она сама решительно восклицает:

— Дайте мне слово!

Пробираясь к трибуне, Баджи сталкивается с Хабибуллой лицом к лицу. Он с притворной любезностью уступает ей дорогу.

«Ну, послушаем…» — читает она в его насмешливом взгляде, но смело проходит вперед.

Баджи говорит с трибуны:

— Советская власть не издавала декрета о принудительном снятии чадры, и все же сколько азербайджанок уже сбросили с себя чадру, и с каждым днем нас все больше и больше! Сколько работниц и крестьянок являются делегатками, выдвигаются на ответственные посты…

— И все-таки вас немного! — перебивает ее Хабибулла.

— Немного? — восклицает Баджи. — А что было лет семь-восемь назад, когда в Исмаилие, на каком-то съезде, одна-единственная азербайджанка посмела выступить с открытым лицом? Не помните? Я вам напомню: съезд на два дня закрылся, а кочи и хулиганы преследовали на улицах азербайджанок, появлявшихся без чадры. Помните, вы сами спасали от таких хулиганов одну девушку по имени Ляля-ханум?.. А сейчас мы выступаем с открытым лицом и никого не боимся. Кто сейчас посмеет меня тронуть?.. — Баджи откидывает голову и застывает в гордой позе.

Хабибулла сжимает кулачки. С каким наслаждением стащил бы он с трибуны эту обнаглевшую бывшую служанку его тестя и вышвырнул бы ее вон из зала! Увы, времена упомянутого ею «первого общекавказского съезда мусульман» действительно прошли! Приходится ограничиваться репликами с места, мешая Баджи говорить.

Мешать, путать!

И Хабибулла подает одну реплику за другой.

— Если товарищ Хабибулла-бек считает, что я неправа, пусть выйдет на трибуну и выскажется, — предлагает Баджи в ответ на эти реплики. — На то у нас свобода слова. Перебивать же оратора, извините меня, некультурно!

В зале оживление, смех: в словах, в жестах и интонациях Баджи все узнают Хабибуллу. Дар подражания, свойственный Баджи и являющийся предметом восхищения ее друзей, сейчас обретает действенную силу: в самом деле, хватит этому человечку перебивать их оратора — пусть Баджи договорит!

Хабибулла злится:

— Еще более некультурно да к тому политически постыдно для комсомолки отстаивать ношение чадры!

Баджи ошеломлена: это она-то за ненавистную чадру?

— Хабибулла-бек, вероятно, шутит! — парирует она. — И очень странно шутит!

Ее поддерживают женские голоса:

— Правильно!

С места подает голос Виктор Иванович.

— В этом вопросе, — говорит он, — следует проявлять большую чуткость: декрет может сыграть на руку реакционным элементам, дать им возможность окружить азербайджанку, насильственно лишенную привычной чадры, мученическим ореолом. На данном этапе нужно убеждать женщин, их мужей и братьев, а не приказывать всем им.

— А вы откуда так хорошо разбираетесь в психологии нашей женщины-мусульманки и наших масс? — иронически восклицает Хабибулла.

Не успевает Виктор Иванович ответить, как в дверях раздается громкий женский голос:

— Виктор Иванович совершенно прав! У нас в Узбекистане муллы и «бывшие люди» лицемерно жалеют женщин, сбросивших чадру, изображают женщину как жертву большевистских порядков, чтобы создать недовольство среди народа.

Баджи резко оборачивается. Халима? Да, это она! Лицо Халимы бледно, видно, что она нездорова. Она не могла улежать в постели и явилась сюда, чтоб сказать свое комсомольское слово. Молодец Халима!