Мечты сбываются

— Пусть меня извинит уважаемый бек Шамхорский, — учтиво, но настойчиво продолжал Хабибулла, — если скажу, что методы, которые он предлагает, — мало действенные и, ко всему, весьма рискованные. Ну, подожжет наш человек промысел, — а что из этого получится? Потушат пожар — теперь это делается умело, быстро, — разыщут виновного — это теперь тоже, к сожалению, умеют делать — и уничтожат нашего человека, а с ним заодно, быть может, и многих других полезных, верных нам людей. Только всего!

— Вы, что же, предлагаете отказаться от нанесения материального ущерба советской власти, большевикам, на том лишь основании, что в таких делах имеется риск? — тяжело задышав, спросил бек Шамхорский. Он был возмущен: не успел этот горе-журналист попасть в избранный круг, как принялся учить именно тех, у кого есть все основания учить именно его самого! — Вам следовало бы, дорогой друг, брать пример смелости у наших беков-провинциалов, когда они защищали свои законные права против бунтующих мужиков!

— Я сам из тех краев — вы это знаете, — но нужно быть справедливым и к тем, кто проливал свою кровь за торжество мусавата здесь, в Баку, в марте восемнадцатого года, — с обидой в голосе сказал Хабибулла.

— Без толку ее проливали! — буркнул бек.

— Не с меньшим толком, чем те, кто не смог справиться с мужиками! — огрызнулся Хабибулла.

Его щуплая фигурка рядом с грузной тушей бека Шамхорского казалась ничтожной, но в эту минуту все в ней дышало воинственным пылом, бросало вызов беку.

Страсти готовы были разгореться, но Ляля-ханум строго прервала спорящих:

— Постыдитесь, друзья: сейчас не время для взаимных горестных упреков! Хватит!

Возможно, Ляля-ханум была права. Однако существо спора задело всех, и большинство встало на сторону Хабибуллы.

В самом деле: хорошо почтенному беку взывать к столь решительным действиям, поскольку ему нечего терять — его национализированную землю нельзя ни сжечь, ни взорвать, ни потопить; но разве могут пойти на такие дела нефтепромышленники, домовладельцы, судохозяева, видящие свое добро хотя и находящееся в руках большевиков, но по сей день целое и невредимое, а кое в чем, даже приумноженное? Поджигать? Взрывать? Топить? Неужели участью для их имущества должны быть пепел, руины, сумрак морского дна? Нет, конечно, это не метод борьбы! Нужно искать другие пути, быть может, не столь эффектные с виду, но по сути дела более действенные.

— Со всем, что говорил Хабибулла-бек, я согласен, — заметил Мухтар-ага. — Но что, собственно, посоветует он нам взамен того, что так решительно отвергает?

Хабибулла встретился взглядом с Мухтар-агой и понял, что тот прочел его тайные мысли, скрываемые под высказанными словами.

— Что посоветую? — переспросил он, с хитрой усмешкой глядя на Мухтар-агу. — Именно то, с чем уважаемый Мухтар-ага был давно согласен и с чем, я уверен, он согласится и сейчас.

Ловкий ответ!

Да, Мухтар-ага хорошо помнил, как однажды в беседе о советской нефтяной промышленности Хабибулла высказывался в том же духе, что и сейчас бек Шамхорский, и как возник у него тогда с Хабибуллой об этом спор. Мухтар-ага считал, что сжигают и разрушают свое добро — пусть даже на время попавшее в чужие руки — только безумцы. Но вот сегодня Хабибулла круто повернул, по-видимому считая себя теперь владельцем промысла и стремясь уберечь свое добро от разрушений.

— Я полагаю, — продолжал Хабибулла, — что нашей задачей должно быть сохранение нефтепромыслов в целости. И особенно — сохранение в неприкосновенности самих нефтеносных недр.

Мысль о сохранении недр ни для кого здесь не была новой: с самого начала национализации нефтяной промышленности бывшие собственники, в надежде на будущее, делали попытки законсервировать наиболее богатые нефтеносные участки. Но сейчас, в присутствии промыслового инженера, эта мысль приобретала действенный смысл.

Хабибулла не замедлил это подчеркнуть:

— Разве не могут, скажем, такие люди, как наш инженер Кулль, быть полезными в решении указанной мной задачи?

Рюмка застыла в руке Кулля.

— Консервация тех или иных нефтеносных участков зависит не от промыслового инженера, а от геологического управления — оно дает указания, какие пласты разрабатывать и какие консервировать, — хмуро пояснил он.

— Не скромничайте, Кулль, и не преуменьшайте своего значения на промысле! Промысловый инженер, если только он не окончательно продался большевикам, в силах подправить те или иные задания геологического управления — подобно тому, как и мы, в театральном управлении, подправляем те или иные указания, идущие сверху.

— Подправить? — усмехнулся Кулль. — Нефтепромыслы — это не управление театрами. Вспомните, Хабибулла-бек, ваши недавние слова о подозрительности и бдительности промысловых рабочих, в частности, нам обоим хорошо знакомых апшеронцев. Разве не они…

Хабибулла прервал его:

— В таком случае необходимо завоевать их доверие! И я думаю, что есть верный способ этого добиться.

— Может быть, вы поделитесь с нами, в чем он состоит? — не без яда спросил Мухтар-ага: он, как и сам Хабибулла, достаточно хорошо знал норов апшеронцев.