Мечты «сбываются…»

Подхватил сумку, брякнувшую железом. Выругался сам на себя за неосторожность и двинул к подъезду. До квартиры добрался без приключений, заскочил внутрь, заперся. Опершись спиной о дверь, медленно сполз на пол, уселся, вытянул расслабленно ноги.

Всё, сил нет даже дышать…

В коридоре стоит полумрак. Внушительные ботинки слегка бликуют железными носками. Ноги в пластиковой защите, руки в перчатках с пластиковыми нашлёпками мелко и хаотично подрагивают. В правой пистолет, кажется такой здоровый, из-за глушителя. На локте лежит сползший ремень от сумки, которая покоится тут же, под боком, больно подпирая чем-то в ребра.

– Вот тебе и веник, вот те и баян… – вспомнилась старая бабушкина поговорка.

Протяжно вздохнул, поднимаясь на ноги.

– Ну, что, Виктор Анатольевич, пойдём разбирать трофеи.

Сумку в зал затянул чуть ли не волоком, сил не было совершенно. Голова болела ужасно. Пока бегал по улице, внимания не обращал, были другие приоритеты – адреналин помог, теперь же всё вернулось с удвоенной силой.

Первым делом достал трофейные фляги. Открыл первую, понюхал: вода. Вторую нюхнул, и глаза собрались в кучу.

– Ну и запах, кошмар! И это – пить? – при одной только мысли об этом на теле передёрнуло все мышцы.

– Ладно, рискнём. Хуже, надеюсь, не будет. Ну, чудо, свершись! – и приложился к вонючему пойлу, сделав три хороших глотка, как учили в книге. Выдохнул.

– Оойёёё! – заморгал глазами, схватившись за губы.

– Ну и гадость! Точно, на носках настойка. На очень несвежих, недельной давности. Фу!

Откинулся на спинку кресла, расслабился, прислушался к своему состоянию.

Пока без изменений…

Не знаю, сколько так просидел, может две минуты, может пять, или все десять, но головная боль ушла, тошнить перестало, пожар в кишечнике погас, руки дрожат, но совсем не так, как раньше, а лишь слегка.

– Вот тебе и настоечка на носках…

С уважением посмотрел на флягу. Стараясь не нюхать, сделал ещё три глотка, крякнул, занюхал рукавом. Кожаная куртка пахнет намного приятнее. В оставшихся двух флягах также оказались вода и настойка, которая пахла немного полегче, или я уже просто начал привыкать к этому амре.

Содержимое карманов вывернул на стол. Шматок грязной паутины, оранжевая коробочка от военной аптечки, серебряный портсигар, чёрный кожаный мешочек на шнурке и россыпь круглых и продолговатых бусин.

Открыл коробочки. Общей добычи оказалось почти три десятка серо-зелёных фасолин и двенадцать бело-жёлтых горошин, похожих на спрессованный сахар.

Потыкал их, покатал между пальцами, понюхал.

Жёсткие, пахнут кислятиной с примесью непонятно чего. Две чёрные, одна розовая жемчужины и две почти одинаковых фотографии   девочек, лет двенадцати. Улыбающихся, с огромными, зелёными глазищами, только одна рыженькая, а другая – с волосами цвета шоколада.

– Близняшки?

А почему у разных людей – по фотографии, в раздельности?

Взял фото, перевернул. На обоих было одинаково написано – "Любимому папуле на память». Положил их на стол. Перевёл взгляд на ладанку, протянул руку, пощупал.

Да, что-то там есть, маленькое, твёрдое и круглое. Потянул тесёмки, развязывая мешочек, перевернул, тряхнул над рукой. На ладонь упала маленькая белая жемчужина.

Шок, растерянность – вот, что я испытал в тот момент.

Встал, подошёл к серванту, заменяющему бар, достал бутылку армянского коньяка, набулькал в стакан, что стоял на столике у графина, залпом опрокинул содержимое в рот.

– Ху!

Набулькал ещё немного, повторил, протяжно выдохнул, посмотрел на россыпь сокровищ этого мира, перевёл взгляд на бутылку.

– Не, хватит!

Сел в кресло. Встал. Обратно сел. Сложил на ладони все четыре жемчужины, покатал их пальцем: тёплые, будто живые, завораживают своим видом и словно манят, просясь в организм. Аккуратно взял белую, сунул её в рот и проглотил.

Чувствую, как она мягко скользит по пищеводу, дошла до желудка, ощущение тепла увеличилось, аж запекло в животе, буквально пару секунд расходясь мягкими волнами по всему телу – и всё прошло.