— Но достать его будет нелегко! Главное — достать! Остальное — дело техники. Да и Зурдан проявит глупость в такой ситуации: он не мастер таких тонкостей! Сначала соберу всю информацию, пусть скудную! Об омсте давно, давно не было никаких сведений. — И Фурзд зашагал по своему кабинету. Желание искать и действовать немедленно обуяло его. «Как бы самому не вползти в сверхнаслаждение, — усмехнулся он. — Но я тверд, как гроб доисторического человечества. Почему бы не пощупать старушку Гардисту, ну, на этот счет… Вдруг хоть что-нибудь знает… Съезжу один — ничего страшного, я при мощном оружии, пора же и мне идти в народ!»
Фурзд почувствовал страсть к немедленному действию. Сам повел внешне невзрачную машину, туда, к Гардисте. «Старая ведьма ахнет, увидев меня», — улыбнулся он.
Домишко, которым владела Гардиста, был с виду низкопробен, с маленькими треугольными окнами, у дверей бродил паршивый зверь, ни на кого не обращавший внимания.
Фурзд позвонил так, как надо. Гардиста открыла и отпрянула.
— Он пришел, он пришел, — завопила она.
Старушонка эта, ауфирского происхождения, была взлохмачена, полудикая, с бредовым лицом, но с умными, источающими волю, злобу и власть глазками. Выделялись длинные, костлявые пальцы.
Она почему-то вспотела и продолжала визжать:
— Он пришел, он пришел!!!
Старушка была мастером всякой патологии, особенно оккультной. Колдовала она не так, как положено, а по-своему, со сдвигом. Ее не раз собирались задушить.
— Каким зельем угостишь, мамаша? — бодро откликнулся на ее визг Фурзд.
— Какое хочешь, начальник, какое хочешь? Вся отрава к твоим услугам! — захохотала Гардиста.
— Что-то у тебя груди помертвели, — сурово сказал Фурзд, — сейчас мне не до твоих трав и зелий.
— Тогда зачем пришел? — хихикнула Гардиста.
— Я, кажется, твоими отравами не пользовался. Ты для меня более серьезные вещи готовила. Я не сопляк какой-нибудь, чтоб ядами интересоваться.
И Фурзд двинулся в комнату.
— Проходи, проходи! Словно свет вошел ко мне, в уют мой! — запела старушка. Фурзд прошел и присел прямо на дикой кровати старушки. Она гордилась своей постелью.
— Угощений не надо? — тихо спросила Гардиста, успокоившись.
— Нет, просто поговорим. Это и будет угощение. Поговорим о том о сем, о минувших днях, о мелких делах…
Старуха все охала и жаловалась на боль в пояснице.
— Спектакль мне не нужен. Знаю, чем ты пользуешься для своей защиты, — сказал Фурзд.
— Уж и шутку пустить нельзя, — обиделась старуха.
Фурзд еще кое о чем расспросил. Разговор стал мирным, словоохотливым.
И потом Фурзд резко спросил:
— Может, знаешь, где омстом попахивает?
Гардиста подпрыгнула. Глаза выкатились, рот стал дергаться, и она завизжала, вертясь вокруг своего позвоночника, почти сверхъестественно:
— Ах, вот чего ты захотел, великий начальник! Спасения своего ищешь?!! Ха-ха-ха!
— Говори.
— Да при этом наслаждении конец мира забыть можно. Вот чего ты хочешь!
Старуха подпрыгнула, и глаза ее загорелись радостно-зловеще.
— Понимаю, страшно, страшно, плоть бьется от страха, и тебя это проняло, великий начальник. Уйти в бездну наслаждения, чтоб забыть, чтоб забыть, что надвигается?!! Земля трясется, а мы от наслаждения воем! Как хорошо, как хорошо! — закаркала Гардиста и опять запрыгала, махая длинно-острыми руками.
Фурзд молчал. «Вот как повернула ведьма. Неплохо!» — подумал он.
А старуха распалялась, кружась по комнате.
— А ты думаешь, я этого не хочу? А!!! — завопила она. — Утонуть в наслаждении, пропитаться им до каждой кровинки и показать всему миру, что не дух, а плоть — есть истина!
Думаешь мне охота корчиться от страха за родную плоть? Пусть другая будет, но с этой, с которой сроднилась, как жаль расставаться, страшно за себя! А в этом наслаждении все забудешь.
Фурзд махнул рукой.
— Бесконечное наслаждение?! Ну и ну! Это смотря в какую бесконечность занесет… Что, ты не знаешь, как плоть может мучиться? Все проклянешь. Я уже не говорю об аде.
Гардиста побледнела.
— А мы избежим ада! Я свое рыло знаю… Наслаждением под конец упьюсь! — взвизгнула она.
— Так пронюхай, нырни в свои подземелья, может, наткнешься на омст…
Гардиста, словно молодая, забегала по комнате.
— Да я спляшу до небес, если найду… И с тобой поделюсь, Фурзд, ты большой начальник, как я могу… без тебя меня придушат.
Фурзд вздохнул:
— Договорились… Но ты мне между делом мозги не терзай. Ишь, о чем визжала — бесконечность, смена плоти… Кто ты есть-то? Скажешь, смерти не боишься? Почему же все другие дрожат и чересчур злобствуют, что мало живут? Это трудностью стало в стране.
Гардиста остановилась перед ним и выпучила старческие глаза.
— А потому, что ничего не знают, что будет с ними, ада боятся и всякой гнусной неизвестности… А я, посмотри на меня, я живу и живу, и ничего меня пока не берет. Года не считаю. А если хочешь, покажу тебе, что значит злобствовать из-за малости жизни. Тут рядом, в сарае.
Фурзд насмешливо согласился.
Гардиста повела его в садик, в темноту. Но тусклый свет падал откуда-то. Фурзд увидел полудомик-полусарайчик. Гардиста открыла дверь. На кроватях лежали двое ауфирцев, которые встали при их появлении.