Мечты сбываются

— Ты знаешь, тут одна девчонка лет двенадцати в письменной работе два раза употребила, совсем без логики, слово «омст». Это было недавно. Вообще-то мы не обратили внимания, ведь у детей часто бывают галлюцинации — это нормально. Мало ли что…

— Отлично. Как ее найти?

Виттер объяснил.

— Ее зовут Канус.

Крэк простился с директором, и тот опять поцеловал его.

Поджидая окончания урока, Крэк скучал, особо не надеясь. Он посмотрел на расписание. Предметы были чисто технические, все гуманитарные науки, включая самые важные (история и литература), были запрещены, точнее, об их существовании никто не знал, включая самих учителей и директора. Даже Крэк, специалист особого назначения, имел о таких предметах самое смутное представление. О религиях и говорить нечего. Впрочем, молитва, точнее, обращения к Понятному, как известно, допускалась иногда, но не в школе, да это и не считалось религией. О Непонятном в школах, конечно, не имели представления.

Дверь распахнулась, и детишки с визгом вылетели в коридор. Они как-то странно сталкивались лбами. Причем девочки казались наглее мальчишек, они даже кусались. Но были и такие, которые тихо отходили в сторону и что-то шептали про себя. Кто-то задумывался, текли слюни. Было полное ощущение свободы. Крэк наметанным глазом сразу определил, у кого галлюцинации. Их было немного.

— Канус, Канус! — позвал он, точно поманил.

Подошла тихая девочка лет двенадцати с выцветшими глазами. Спросила:

— Господин хочет в туалет?

— Нет, нет. Ты мне ответь, пожалуйста, как взрослая, что ты знаешь о слове «омст».

В это время в коридор ворвались другие классы, и животный хохот заполонил пространство. Где-то, однако, раздавался плач.

— Отойдем в сторону на лестницу, — сказал Крэк.

Там девочка проговорила:

— Дядя, я не знаю, что такое омст.

— Но ты употребляла это слово.

— Я слышала это слово в бане, и оно мне понравилось.

— В какой бане и от кого?

— В нашей бане, напротив школы. От банщика Ромы.

— Ты не врешь? Смотри, накажу.

Девочка заморгала глазами.

— Я боюсь вам врать.

— Молодец.

Вдруг возникла фигура учительницы. Сухая, высокая, строгая.

— Девочками интересуетесь? — спросила она у Крэка, но совершенно механически и даже не равнодушным, а просто машинным голосом, как будто она заводная кукла.

«Разговаривает, как говорят в Стране деловых трупов, но там трупность, не только механичность. Впрочем, многие и у нас теперь так говорят», — подумал он.

— Нет, мадам, я импотент, — гордо ответил Крэк.

— А… Вот как… А, — металлическим голосом ответила учительница и пошла прочь.

Крэк хихикнул ей вслед.

— Канус, я пошел бы с тобой в туалет, мне бы директор разрешил, но у меня дела, — Крэк развел руками. — Ты уж меня извини. Простишь мне?

— Я прощаю тебе, — важно ответила девочка.

— Ну вот и хорошо. Иди в класс.

Хохот в коридоре не умолкал.

Крэк спустился вниз, прошел мимо спортивного зала и, не простившись с директором, вышел на улицу. «На всякий случай надо проверить этого банщика, — вздохнул Крэк. — Но на сегодня хватит. Пора домой, отдохнуть и кое-что записать».

Глава 16

Чудесный, даже в чем-то какой-то интимный вечер опустился над страной конца мира.

Сквозь обычные низкие тяжелые облака вдруг прорвалось адское солнышко. И стало удивительно красиво, как будто в Ауфирь вселился пейзаж XIX века. Но что-то в этом было прощальное и неестественное. Не может же из гроба выйти прошлое, тем более если речь идет о самой природе.

Жильцы русской обители в Ауфири не верили своим глазам. Иван Алексеевич, глава семейства Потаповых, уверял, что это к добру. Полина Васильевна, напротив, твердила за чаем, что к беде. Дашенька молчала и думала о своем Сергее, которого, конечно, уже давно прочили ей в женихи. Оставалось ждать год, согласно обычаю и возрасту Даши. Выйти замуж в аду — в этом было что-то невместимое в ум. Но иного варианта не предвиделось, жизнь продолжалась и здесь. Потаповы были уверены, что попали в ад, а не в будущее перед концом мира. Правда, в довольно странный, необычный ад, потому они и надеялись, что рано или поздно они пройдут это испытание и оно останется позади.

Сергей последнее время потерял ориентацию, где он находился. С одной стороны, Валентин с его Вагилидом, с другой — Потаповы, и к тому же Дашеньку он уже лелеял в сердце своем. «Мне, парню XX века, девушка из XIX века, неиспорченная такая, чистая, верная, как раз подходит, — полагал Сергей. — И потом, я всегда был мечтатель и поэт в душе».

Но ситуация в целом стала все больше и больше ужасать его. Он, казалось, потерял гибкую человеческую способность к привыканию в любых обстоятельствах, ад — не ад, горе — не беда… Но обстоятельства оказались настолько чрезвычайными, что его сознание стало отказываться «вмещать» невместимое. Он чувствовал, что опасность где-то рядом. Но Дашенька — надежда. Сергей сомневался только в ребенке. Если он будет, то как совместить это с адом?