Когда я осталась одна в чересчур светлом холле дамской уборной, единственное, чего мне хотелось, — это подойти к раковине и сунуть голову под струю холодной воды. Выходит, я звезда стриптиза в этом гадючнике. Каким образом я добилась столь сомнительной славы, вспомнить я не могла. Но факт оставался фактом, меня признали и запомнили. Первым порывом было выскользнуть в коридор, пробраться к выходу и выскочить на улицу. А там бежать, бежать… Но потом я подумала, что, кроме того, что я потрясающая стриптизерша, местные старожилы могут рассказать обо мне еще много интересного, что, даст бог, натолкнет меня на разгадку тайны: что я делала в «Балчуге» утром в понедельник и почему мной увлекся господин Боккаччо. Впрочем, последнее мне становилось более-менее ясно: раз я покорила сердца и все, что ниже, у остальных мужиков заведения, то чем хуже их господин Боккаччо. Будь он трижды международным аферистом. Единственное, что меня смущало, так это то, что он меня сюда привез, а значит, увлекся мной раньше, чем я успела выпендриться у шеста. Хотя как истинный ценитель женщин, может быть, он разглядел мой потенциал заранее?
С этими невеселыми думами я выбралась из уборной, забрела в самый темный уголок бара, села за пустой столик и погрузилась в дальнейшие размышления. Я понимала, что должна подсесть к кому-нибудь и начать расспрашивать, иначе ничего не добьюсь. Но заставить себя сделать это я никак не могла. Я ерзала на стуле, не в силах совладать с собственной строптивостью, и тут услыхала у самого уха:
— Добрый вечер.
Я подняла глаза, изо всех сил пытаясь удалить из них обреченность. Но обреченность улетучилась самопроизвольно. Видимо, мои глаза приобрели те же размеры, что давеча у дамочки в малиновом платье. Рядом со мной сидел потрясающий блондин. Он был так хорош собой, что меня свело судорогой от скул до пяток. Если бы у Джорджа Клуни и Брэда Питта мог родиться ребенок, он был бы вылитый мой сосед по столику. И этот великолепный мужик улыбался именно мне и смотрел именно на меня. В это я поверить не могла, а потому зажмурилась.
— Вам нехорошо? — приятным баритоном осведомилось заокеанское видение.
— С чего вы взяли?
Хотя откуда ему знать, что в данный момент я сижу на облаке и болтаю ногами, смутно ощущая, что во мне есть нечто такое, к чему липнет уже второй красавец за последние три дня. От подобных мыслей любая женщина готова впасть в экстаз. Даже красотка с обложки глянцевого журнала, не говоря уж о скромном менеджере рекламного агентства.
— Чего-нибудь выпить?
— Двойной джин, — прохрипела я.
— Ого! — изумился он. — Будет вам двойной джин.
Я открыла глаза и глянула на него с пристальным интересом:
— Скажите, только честно, вы подсели ко мне, потому что в воскресенье я извивалась у шеста как полоумная?
— Не только, — он даже не покраснел.
— Но вы же не надеетесь, что я исполню эту свистопляску еще раз…
— Я был бы только рад, но, судя по вашему тону, вы этого делать не собираетесь.
— Тогда в чем дело?
— А почему бы и нет?
Я пораскинула мозгами. Действительно, почему бы и нет?
— Как вас зовут?
— Илья. А вас Амалия Сверкающая.
— Да ну?! Неужели все так далеко зашло?
— Вот именно.
— Ох… — Я ощутила жар под кожей, словно внутри у меня заработала микроволновка. — А что я еще вытворяла?
— Если вы не помните, то это к лучшему.
— Но должна же я знать, на что способна.
— Резонно. — Он усмехнулся потрясающей усмешкой, способной сразить Синди Кроуфорд и еще сотню таких же, как она. Потом подал мне материализовавшийся из темноты стакан с крепким напитком. — Вы покорили всех в этом зале. Вы разделись у шеста, танцевали на стойке бара со змеей и с вашей ноги пили пиво.
— Как это?!
— Вам лучше знать. Я даже показать не могу.
— Вы сказали — со змеей?
— Именно это я и сказал.
— С настоящей?
— С пятнистым питоном, который обвивал вашу талию и терся о вашу щеку.
— О господи! — мне стало дурно. Помнится, когда мне было лет пять, мама пыталась сфотографировать меня с чем-то подобным на шее. С тех пор я обхожу всех змей за добрых сто метров. Даже если они в террариуме. И всегда при этом чувствую неприятный холодок на спине. Сейчас меня затрясло в прямом смысле этого слова. Спасла живительная влага, которую я влила в себя залпом. Горло обожгло, но внутри стало гораздо уютнее. Захотелось переодеться в халат и нацепить домашние тапочки.
— И как все это выглядело? — спросила я уже расслабленно.
— Да потрясающе! — воскликнул он. — Ничего подобного я никогда не видел.
— А тот, с которым я была, он что?