Мед багульника

«Господа спелеологи!

Ищу мужика, чтобы выйти замуж. Ты: в белом комбезе и каске, фонарь Petzl Zoom, можно с ацетиленкой, невысокий, худой, в обвязке, «Вибры» (только не берцы), с двумя (четырьмя) банками тушенки, с четырьмя банками сгущенки (только не с нудлами).

Желательно, чтобы была палатка для интимных встреч на Вашей стороне. Жду тебя со сталактитом, можно с калембулой сушеной.

О себе: 130-80-130 в комбезе, в «Вибрах», рост ниже высоты штрека, вес 120 кг с рюкзаком, фонарь отличный («Бычок»), спальник теплый, примус «Смерть мужу», а зовут меня Хиппи Пещерная Крыса.

P.S. Просьба лесбиянок, геев, бисексуалов и гермафродитов не беспокоить. Нервные и психи допустимы».

— Пройдите-ка дальше…

Герман шагнул куда-то в сторону, где царила тьма, и было жутко ступать, не видя земли под ногами. Он включил сотовый телефон — вместо фонарика — глянул на груду камней под ногами, и кивнул Деду, что готов возвращаться.

А несколькими днями позже из штолен потянуло дымом — какие-то «ненормальные» снова разожгли костер, и все не выходили из подземных коридоров. Вызваны были из города спасатели. И вот тогда — повел их Дед, который наощупь, по числу шагов ориентируясь, мог пройти большую часть подземных коридоров.

Герман тоже хотел пойти, но его не взяли.

— Врач? — спросил совсем юный мальчишка-МЧСник. — Так будь здесь, врач. Если кого вынесем, ты тут больше пригодишься, чем мы. А туда лезть — хрен его знает, чем кончится.

Кончилось, однако, все относительно благополучно. Туристов — парня и девушку — искали не дольше часа. Им достало ума забиться в один из боковых ходов, где дыма было поменьше, и не пытаться отыскивать выход, тем самым окончательно заблудившись.

Парень, которого звали Сашей, оклемался сам — ему хватило посидеть на свежем воздухе.

Девушку, молоденькую совсем, лет шестнадцати, спасатели вынесли и уложили на расстеленный брезент. Ее мутило — от дыма и пережитого страха. Небось, дома будет плакать на мамином плече и клясться, что больше никогда.

Но Герман смотрел уже не на нее, а на Деда. Тот сидел на камнях, сняв противогаз, лицо было мокрым, руки дрожали…

— Ах, дураки, ах, дураки какие… Папа бы мой увидел — выпорол бы точно. Валидольчику, или чего — нет у вас ребята?

Тут и скорая подъехала. Сперва сделали укол девчонке. Герман, не спрашивая, быстро набрал в шприц лекарство для Деда.

Горе-спелеологов усадили в машину — везти в город. А Герман повел Деда домой. В тот же день, забрав у прежней хозяйки вещи, он переехал к нему.

С тех пор, почти каждый месяц он приезжал сюда. Иногда жизнь допекала так, что побывать у Деда становилось насущным. Как смыть грязь с души. Но порой он чувствовал, что Дед о нем думает и ждет его. Герман доверял этому странному чувству, потому что — как выяснялось — оно его не обманывало.

Вот и теперь. Он открыл калитку, на которой не было запора.

И совершенно забыл про Руслана. Но Руслан зверь умный — каким-то образом запоминал всех, кто хоть раз приходил к Деду, и был им принят как гость. И относился к ним соответственно: вежливо. Герман лишь вздрогнул, увидев в стороне от тропинки огромную, неподвижно лежащую собаку, напоминавшую льва.

Руслан только повернул голову и внимательно на него смотрел. Он мог лежать так часами, вот и сейчас его густую шерсть основательно занесло снегом. Это был не снежный человек, но снежный пес — лишь глаза горели, в них отражался блеск фонарей.

Дед почему-то звал Руслана на «вы», и все пробовал приохотить жить в доме. Он хотел относиться к нему на равных — как к другу, но могучий азиат сам определил границы отношений, подходил к двери и скрёб ее тяжелой лапой — просил выпустить.

— Жарко, Русланушка? — сочувствовал Дед — Но не обижайтесь тогда на цепь. Я знаю, что вы пес умный, но если кто придет, особенно дети — ведь напугаются, а? Рост-то вам Бог дал богатырский… Не пожалел.

Руслан с цепью вполне смирился, и терпеливо стоял, ждал, пока Дед пристегнет карабин. Чужих людей он чуял издалека, и предупреждал низким басовитым лаем, что дом под его охраной. Тех же, кого знал, встречал как сейчас Германа — внимательным взглядом. Лаской он не одаривал никого, кроме Деда.