Мед багульника

В десятом классе Ленка прибавила мне седых волос. Вначале она увлеклась туризмом и песнями у костра. Игру на гитаре я одобрила. Голос у Ленки есть, песни славные. Но смириться с тем, что их группа постоянно тренируется в горах, даже зимой ночует в палатках… И эти туристские вольности…

Потом туризм кончился, и пришел черед нового увлечения. И вот уже Ленка собирается не куда-нибудь, а в студию при городском театре, хочет учиться на актрису. Больше никуда не желает, хоть на коленях за ней по лестнице ползи.

На прослушивании ей сказали:

— Колоритный типаж..

Это потому, что крепкая она у нас девочка. Тип красивой крестьянки. Я смирилась. Решила, что буду продолжать копить деньги. Выгонят Ленку, или поумнеет она — и я оплачу ей учебу в настоящем институте.

А летом Ленка уезжает к бабушке в деревню и возвращается оттуда беременной. В тот момент, когда она мне об этом сказала, мне захотелось ее убить. Вторым номером. Но сначала нанять киллера для Пашки Зайцева и отстрелить ему яйца. Я его знала — семнадцатилетний оболтус, напоминающий человекообразную обезьяну. И вдруг у него просыпаются тонкие чувства. Оказывается, он не может сообщить эту новость своей матери. Пребывает в шоке. Явно на всю оставшуюся жизнь.

— Только попробуй пойти на аборт! — сказала я.

Ленка посмотрела на меня с радостным недоверием — видимо, боялась, что я пошлю ее именно избавляться от ребенка. Но, во-первых, за все нужно расплачиваться. Во-вторых, я отношусь к категории тех дур, которые не представляют, как можно убить собственного ребенка.

Кофе я запивала корвалолом, и смирялась с мыслью, что маленькая семья наша скоро вырастет. В городской театр Ленке теперь рыпаться было бесполезно. Но я поговорила со своей знакомой, режиссером Варварой Савичевой, которая вела экспериментальный театр-студию «Секрет». Спектакли ставили в основном детские, заработки были копеечные. Но Ленку Варвара Савичева взяла.

Стильная она была женщина, эта Варвара. Одевалась в народном стиле. Длинные юбки из цветастых тканей, коса ниже пояса… Неудивительно, что ей Ленка понравилась. И она ей сразу дала играть Панночку в «Вие», которую Ленка и исполняла до нового года, пока ее окончательно не разнесло.

С подготовкой приданого новорожденному забот мы не знали. Нам всего натащили. Ленкины туристы и артисты несли распашонки, ползунки, кофточки, чепчики. У кого братья-сестры выросли, у кого свои дети встали на ноги. Появились у нас и кроватка, и коляска, и даже ночной горшок. Только пеленки мы с Ленкой выкроили сами и подшивали их по вечерам, глядя телевизор.

Родила Ленка на ура. Акушерка сказала, что это были образцово-показательные роды. Сестра даже не пискнула ни разу. Тип крестьянки себя оправдал. А девочку она назвала Варварой. В честь режиссера, в которую была влюблена.

Наши обязанности по уходу за Варькой распределились так. Утром с малышкой сидела я, потому что библиотека открывалась к полудню. Сестрица же моя всегда была совой. Встать на рассвете для нее все равно, что на эшафот взойти. Вечером же она тащила Варьку с собой в студию.

И росла та театральным ребенком. Поверх чепчика ей надевали шляпу с пером, набрасывали на распашонку плащ и так фотографировали. Она засыпала в мягком кресле, пока Ленка репетировала. Ее нянчили все по очереди и ее крестная, Варвара Савичева, тоже.

Летом была возможность съездить на месяц в деревню. Там девочка могла бы почти сутками быть на воздухе. Но мы с Ленкой решительно отмели эту мысль… Изображать строки из песни: «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду я одна»? Нет уж, пощадим Пашку-папашку, пусть остается в шоке.

* * *

Это случилось осенью. Ленка с малышкой пошли с утра в поликлинику — сдавать анализы, а я на кухне занималась обедом. Когда раздался звонок, я думала, что пришел кто-то из Ленкиных друзей. К ней постоянно кто-нибудь приходил.

Но это была мать Пашки. Я знала эту женщину. Она предпочитала никогда не слышать дурных новостей, не расстраиваться. И, естественно, делала вид, что не знает о похождениях сына. Хотя всей деревне они были известны.

Так с чем она пожаловала? Новость была — хоть садись на стул и хватайся за спинку. Пашку, оказывается, судят. Они с дружками там по пьяному делу чего-то грабанули. Но если сейчас выяснится, что у Пашки маленький ребенок — суд это учтет. Может, срок дадут поменьше. Или вообще условно осудят.

— А где Лена? — озираясь, спросила женщина.

Ее так интересовала внучка, что о ней-то она даже не спросила. Только один ребенок существовал для нее на свете — ее великовозрастный сын, а все другие должны были повести себя так, чтобы ему было лучше.

Пока я набирала в рот воздуха, и со мной второй раз в жизни должна была случиться истерика, вошла сестра со свертком на руках. Вот она, Варька. Но Пашкина мать на нее не взглянула. Ее интересовала только Лена. Что скажет Лена? Поможет оформить нужные справки или нет?

— Да ни-ког-да!