Мед для медведей

Ее английский был весьма неплох.

– Моя жена! – воскликнул Пол. – Что вы сделали с моей женой?

– Ах, значит, вы – муж той несчастной женщины! Доктор на вас очень рассердился. Она же плохо себя чувствовала, ее нельзя было оставлять одну. – Ее глаза даже округлились при воспоминании о недавних драматических событиях. – Ужасная сыпь, а потом, у нее сильно распухли ноги. Просто жутко смотреть! Она так страдала.

– Где она? – взмолился Пол. – Пожалуйста, скажите мне, где она, я вас очень прошу.

– Мы вызвали «скорую помощь», – объяснила девушка, – и ее увезли. Ей было очень плохо. Она дралась с врачами и сестрами. Не хотела ехать. Она была… забыла слово… в бреду. И все время требовала какой-то мяч.

– Милосердный Боже, – прошептал Пол, – это она меня звала. Ей нужен был я, а вовсе не мяч. Меня зовут Пол, понимает? Я – Пол, а не ball…

– Вот оно что, – девушка расцвела в улыбке, – тогда все понятно. А мы тут голову ломали… Слава богу, все разъяснилось. Никаких тайн.

– Где она? – спросил Пол голосом, в котором уже не осталось ничего человеческого. – Куда ее увезли? Что вы сделали с моей женой?

Девушка сосредоточенно нахмурилась, почесала локоть, затем подбородок, после чего изрекла:

– В какую-нибудь из клиник. Нет, постойте, кажется, я слышала, доктор говорил, что ее повезут в Павловскую больницу. Учтите, это одна из лучших ленинградских больниц.

– Павлов? – насторожился Пол и моментально представил, как его горемычную супругу используют для опытов в страшной лаборатории, изучающей поведенческие рефлексы живых существ. Где-то звенит колокольчик, а у Белинды начинается слюноотделение. – И где бы это могло быть?

– Где бы это могло быть? Как забавно вы говорите по-английски! Это могло бы быть именно там, где было всегда. Я так думаю. В районе площади Мира и Садовой улицы. Вы должны немедленно отправиться к жене и сказать, что все еще любите ее.

Это было сказано без намека на улыбку. Похоже, в этой стране люди испытывают острый дефицит любви и относятся к ней чрезвычайно серьезно.

– Я непременно это сделаю, – так же серьезно пообещал Пол. Девушка снова расцвела в улыбке, кивнула ему на прощанье и удалилась по своим делам.

Неоновая вывеска на самом большом портовом здании сообщала морю, что здесь начинается Ленинград Протез снова угрожающе расшатался. Таксист нервно шагал взад-вперед по причалу и яростно пыхтел сигаретой. Счетчик в его машине мерно щелкал, отсчитывая копейку за копейкой в пользу того министерства, которое ведает работой общественного транспорта. Несмотря на довольно долгое ожидание, водитель выразил согласие ехать в Павловскую больницу. Такси вновь запрыгало по рельсам и грубым булыжникам в сторону выезда из порта. Полу и офицеру, проверяющему паспорта у ворот, очевидно, суждено было вскоре стать друзьями.

А в это время где-то в темноте портового офиса «Интуриста» спокойно лежали дрилоновые платья, такие мирные и такие опасные.

Сидя в такси, Пол ощутил, что у него щемит сердце. Но в тот момент он не думал о Белинде. В его душе звучала тоскливая, заунывная песнь о России, поселившая в его душе тяжелую печаль. Но почему? С чего бы ему испытывать какие-то чувства к России, к этим темным, мрачным складам, каналам? Тем не менее Пол ощущал странный комок в груди. Его переполняла острая жалость к этому городу, ко всем убогим городам, которые он никогда не видел, между которыми громыхают закопченные паровозики, выдыхающие в атмосферу черные клубы дыма. Эта страна была вся покрыта обширными степями, где одиноко выли волки, громко звонили колокола на соборах, варварски гремела Патетическая симфония, а ссыльные и осужденные тяжело передвигали закованные в кандалы ноги, ели кожаные ремни и выдалбливали могилы во льду. Здесь погибла под колесами Анна Каренина и закончил свой век гениальный гомосексуалист Чайковский. Бедный, милый Роберт!

На Невском проспекте горели фонари, ползли ярко освещенные трамваи, целовались влюбленные парочки, торопились домой припозднившиеся отцы семейств. У стены стоял светловолосый и очень лохматый пьяный. Убого одетые рабочие послушно стояли на краю тротуара, дожидаясь разрешающего сигнала светофора. Только увидев надпись «Идите», они начнут переходить улицу. Удивительно послушные люди.

А тем временем водитель такси, в котором ехал Пол, все глубже и глубже погружался в депрессию. Он уже не улыбался, не насвистывал, не приставал к Полу с рассказами о местных достопримечательностях и даже не курил. С мрачным и угнетенным видом он смотрел прямо перед собой.