Мед для медведей

– Опискин мертв, – согласился Док. – Музыкант Опискин умер несколько лет назад. О его смерти ходило множество слухов. Рак прямой кишки – вот официальная причина смерти. (Ах, незабвенный Клод Дебюсси, он на самом деле умер от этой же болезни: жизнь, отданная красоте, закончилась болью, вонью и хаосом. Мне посчастливилось познакомиться с ним в Париже.) Я не зря сказал, что это официальная версия, потому что у каждого, кто знал его при жизни, есть основания подозревать совсем другие причины смерти. Но как бы там ни было, Опискин мертв. Но это Опискин-отец – а как насчет Опискина-сына?

– А я и не знал, что у него есть сын, – сказал Пол, – я многого о нем не знал. Это мой бедный, ныне покойный друг увлекался музыкой Опискина.

– Ах да, Мэдокс рассказывал мне что-то об этом. Вам не кажется, что у моего Мэдокса довольно оригинальная манера речи. Обезоруживающая, пожалуй, даже натуральная. Вы говорили об Опискине (поверьте, я помню), потому что были преданы памяти друга. Конечно, конечно. Это делает вам честь. Замена одного лица другим – это выражение теперь часто появляется в печати, причем в самых разных контекстах. Если быть кратким, то дело обстоит следующим образом: сын Опискина живет здесь, в Петербурге, со своей тетей. Причем пребывает в вечном страхе услышать ночью стук в дверь, увидеть ожидающую черную машину, ощутить сопровождаемые пьяным смехом удары тяжелых кулаков и в итоге закончить свои дни в тюремной камере. Это похоже на греческую трагедию: весь род Опискиных должен быть полностью уничтожен. И тут появляетесь вы с паспортом на двоих. Это как с двуспальной кроватью, у которой используется только одна половина. Согласитесь, что не использовать вторую просто грех. Вы приехали сюда с женой (которую я, кстати, не имел удовольствия видеть на борту этого ужасного корабля. Я полагаю, судя по фотографии, она должна быть очень милым человеком), а теперь собираетесь вернуться назад без своей второй половины.

– Все произошло независимо от моего желания, – пожал плечами Пол, – я вынужден возвратиться домой один. И кстати, мне не совсем понятно, что именно я могу сделать для молодого Опискина. Чего, собственно говоря, вы от меня ждете? Я пришел к вам всего-навсего занять небольшую сумму денег.

– Давайте говорить не о займе, а об оплате за оказанную услугу. Ну, скажем, пятьсот фунтов наличными вас устроит? Под моей кроватью стоит металлический ящик, вы можете взглянуть на деньги, если хотите.

– Но что я должен сделать?

– Сейчас Мэдокс уже, наверное, связался с юным Опискиным. Хотя, конечно, мой верный секретарь всегда непозволительно долго одевается и прихорашивается. Кстати, композиторского сынка зовут Алексей, а по отчеству он Петрович.

– Еще один Алексей на мою голову, – вздохнул Пол.

– Вы можете назвать его как вам будет угодно. – Старческая физиономия расплылась в улыбке. – Муж имеет право обращаться к жене как-нибудь уменьшительно-ласкательно. Вам, наверное, больно будет называть его настоящим именем вашей сбежавшей супруги. Вы уже и так достаточно натерпелись в этой поездке.

– Фантастика, – сказал Пол.

– О, – парировал Док, – в нашей жизни нет ничего невероятного. Даже сказки, доложу я вам… что-то я отвлекся. Мэдокс позаботиться обо всем. Должно быть, молодому Опискину придется носить вещи его тети: хотя что-то другое, более западное, подошло бы больше.

– Мэдокс, – пробормотал Пол, вспоминая сделку, заключенную несколько дней назад, – позаботится обо всем. Но, – он добавил, – я ни минуты не сомневаюсь, что…

– К счастью, он отрастил волосы вполне достаточной длины, чтобы выглядеть пристойно. Вы даже не представляете, мой мальчик, какое благое дело совершаете. – Док зевнул (или зевнула). – Мэдокс иногда умеет творить чудеса. Он обеспечит вам каюту люкс на «Александре Радищеве». Вместе вы направляетесь в Хельсинки. Там у него друзья. (Еще один зевок.) Из Хельсинки вы уже в одиночестве полетите в Лондон. Пятьсот фунтов – ваш гонорар. Кроме того, вам, разумеется, оплатят все непредвиденные расходы.

– Я не собираюсь этого делать, – сказал Пол.

– Россия, – мечтательно сказал Док, – мне кажется, нам надо двигаться дальше, на восток. Я имею в виду Мэдокса и себя. Я больше не могу выносить бесконечные категории, классификации и противоположности. Добро и зло, мужчины и женщины, плюсы и минусы… Надоело! В Европе жить невозможно, а Россия теперь стала самой европейской из всех.

– Нет, я не стану этого делать, – заявил Пол.

Глава 10