Французские психологи считают страсть враждебным для человека чувством. Любовь-страсть, говорят А. Ле Галл и С. Симон, — это полный разрыв с реальностью, она устремлена к несчастью и смерти — «она сжигает за собой мосты к жизни, делает жизнь отныне бесполезной»[113]. «Из-за страсти, — пишет Ф. Алкье, — мы отказываемся понять, каким будет наше будущее, следствие наших поступков… Из-за страсти мы отказываемся понять облик настоящего… Наконец, из-за страсти мы отказываемся думать о прошлом как о том, что прошло, чего больше нет. Мы утверждаем, что оно не мертво… Всем этим страсть есть безумие»[114].
Что ж, во многом эти слова верны; страсть — чувство-утопия, в ней немало самообмана, иллюзий, и она вселяет в человека воспаленное отношение к жизни. Но это лишь часть страсти, лишь одна ее сторона.
По-моему, любовь-страсть — не только безумие, и в ней есть не только отлет от реальности. В ней есть и сверхразумие, есть «утопический реализм» — бросок к сути жизни, тяга к идеальному устройству человеческих отношений.
Любовь-страсть — эхо нашего подсознательного стремления видеть и настоящее, и прошлое, и будущее счастливым, до предела человечным. Это двоякое стремление: оно обманно, утопично, но оно и побуждает нас улучшать жизнь, создавать в ней островки личной утопии — островки добра, счастья, радости. А эти островки — модели того, какими должны бы быть истинные человеческие отношения; и творчеством таких островков и должна бы, наверное, быть настоящая жизнь — естественная, обычная жизнь людей-творцов.
Да, страсть безумна, она подменяет глаза человеку и вселяет в него слепоту. Но она и служит одним из главных психологических усилителей нашей тяги к человечному устройству жизни — ненормальным усилителем нормального стремления.
И отношение к прошлому как к чему-то живому — это тоже не обман и безумие. Конечно, прошлого уже нет, оно исчезло, перестало быть. Но оно и осталось внутри настоящего — как материал, из которого это настоящее состоит, как живая ткань, из которой оно соткано.
Сегодняшнее дерево — это миллиарды клеток, которые возникли вчера и позавчера. Сегодняшняя душа каждого из нас — это отпечаток миллиардов ощущений и мыслей, которые мы испытывали всю прошлую жизнь. Каждое наше дыхание, каждая мысль, каждый микропоступок — все они переплавляются в клетки нашего тела, искорки духа, строительные мозаинки личности.
Секунды прошлого прошли, но они пересоздались, воплотились и в наши души, и в живые нравы эпохи, и в живое строение общества. И сегодня — это лишь точка роста на миллиардах живых вчера, как бы верхушка бамбука, которая растет у нас на глазах. Прошлое всегда живо — и не в переносном, а в прямом смысле, — как внутренний фундамент настоящего, как основа всего его облика.
Фантазии и «эффект Эдипа».
Испуганные романтиками и обманутые рационалреалистами, мы считаем мир мечтаний и памяти чем-то нереальным и призрачным. Сладостные ныряния в глубины прошлого, сладостные взлеты в воздушные замки будущего кажутся нам чем-то наивно детским, сбивающим с толку…
Но воздушные замки — это самые прочные из земных построек, хотя и самые рассыпчатые; такое сочетание полюсов — обычный парадокс обычной жизни. Жизнь в них дает нам неиссякающие потоки радостных ощущений, положительных эмоций — и лечит этим душевные раны, оберегает здоровье психики, растит неосознанное самоуважение. А главное — она заряжает нас тягой построить на земле эти воздушные замки, возвести их своими руками.
Недоверие к фантазии, мнение, что она отвлекает от дела, возникло в русской культуре больше ста лет назад, во времена революционеров-демократов. Или практические дела, или бесплодные фантазии — так считается с тех пор в нашем обиходе.
Но витание в мире грез и фантазий — одно из самых полезных практических дел нашей жизни. Это одно из тех дел, которые больше всего тренируют в человеке творца. Недаром струны грез и фантазий так колокольно звучат в детские годы — главные годы рождения творческих пружин: это, наверно, работают самые глубокие, самые естественные двигатели человека, которые предназначены пробуждать в нас творца.
Создание грез — это создание мысленного мира, выдуманной жизни, и эта выдуманная жизнь правит — вместе с другими рулями — и нашей реальной жизнью. По своим психологическим пружинам сотворение фантазий — такое же творчество, как творчество писателя, композитора, художника: все они создают второй мир, мысленный и несуществующий. Только у «грезотворцев», в отличие от писателей, это мир из одних сияющих вершин, без темных пропастей и серых равнин обычной жизни.
Фантазирование — это творение в себе творца. Тяга к фантазии — одно из главных родовых свойств человека, одно из важнейших его отличий от животных. Фантазия — это как бы моделирование желаемой нам жизни, как бы эмоциональное «прогнозирование» будущего, которое сильно влияет на это будущее.