Мед и яд любви

Изучая «поля жизни», вступая на их целину, биофизики идут пока по самым простым полям, физиологическим, и только-только бросают взгляд на психологические поля куда более сложные. При этом исследуют «поля жизни» лишь физики, а официальная психология, физиология, медицина отмахиваются от них. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» — такой, увы, донаучный подход к живым полям еще недавно царил в научных институтах всех этих человековедческих наук.

До сих пор наука изучала два измерения человека: телесное, «вещественное», и бестелесное, психическое (мысли, чувства, память). Но как именно одно из них переходит в другое, какая материальная природа у наших чувств, мыслей — этим наука почти не занималась.

Можно предположить, что психоэнергетика (точнее, биопсихоэнергетика) — это и есть недостающее звено между нашей физиологией и психологией. Здесь, может быть, таятся неизвестные пружины наших чувств, важные механизмы мыслей.

Если это так, тут могут лежать ключи к новым америкам нашего внутреннего мира, ко всей человеческой психологии и физиологии.

Конечно, пока все это только предположения, но в том, что касается любви, чувств, они выглядят правдоподобно. Здесь, кстати, будет говориться только об одной грани психоэнергетики — о тех загадочных психологических способностях, которые пробуждает в людях любовь.

Остальные ее грани — то есть главное в ней, — остаются в стороне, в них, очевидно, должны разбираться физиологи, биофизики, медики…

Каждый из нас, наверно, ощущал на себе — спиной, затылком — тяжелый, давящий взгляд, каждый чувствовал, как его захлестывают волны чужой радости или разъедают едкие токи чужого раздражения. Наверно, есть какая-то энергия, которая передается взглядом и дает почувствовать на себе его силу.

Возможно, и у наших чувств есть волновая энергия и мы ощущаем ее какими-то неизвестными нам нервными механизмами, какими-то таящимися в подсознании приемниками энергии.

При разных чувствах в организме протекают, очевидно, разные процессы — биофизические и биохимические, и они дают разные излучения. Есть, возможно, свои, особые волны у радости, грусти, презрения, ликования, тоски, гнева, страха, удивления, тревоги…

Может быть, и разные характеры излучают разную энергию: сильный, волевой источает волны спокойствия, уверенности; возбудимый испускает токи нервозности, сердитый — режущие токи злости, добрый — покоящие волны душевной мягкости.

Придет время, психологи расшифруют эти излучения, и это поможет уменьшить нашу беспомощность перед многими своими чувствами…

Сензитивы любви.

В сильной любви каждый из нас, пусть ненадолго, может как бы стать сензитивом. Любовь — мощный усилитель человеческой энергии, и она очень обостряет — хотя бы на время, хотя бы к одному человеку — дремлющую в нас способность улавливать волны чужой души.

Это уже не гипотеза, а твердые факты и надежные наблюдения, их много и в живой жизни, и в книгах олюбви. Вот, пожалуй, самое разительное из таких наблюдений — вспышка «ясновидения» у Константина Левина и Кити.

«Когда встали из-за стола, Левину хотелось идти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно… Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и то место, на котором она была в гостиной»[10].

Он чувствовал все это из другой комнаты! Он как бы видел ее внутренними глазами своей души. Он разговаривал о вещах, которые всегда казались ему необыкновенно важны, но которые вдруг потеряли для него всякую важность. «Он знал теперь то, что одно важно. И это одно было сначала там, в гостиной, а потом стало подвигаться и остановилось у двери. Он, не оборачиваясь, почувствовал устремленный на себя взгляд и улыбку и не мог не обернуться. Она стояла в дверях сЩербацким исмотрела на него».

Толстой поразительно чутко передает смутность, скоторой Левин ощущал Кити в соседней комнате: Левин как бы чувствовал, что там не она, не живая Кити, а что-то «одно» — что-то туманное, среднего рода, — как бы облачко, сгусток чего-то самого важного для него. Экстрасенсы сказали бы, что он ощущал ее «биополе», чувствовал энергетическое облачко, из которого оно состоит. И он видел на своем внутреннем экране, как это «одно» «стало подвигаться», а подойдя к двери и став видимым, оно вдруг сгустилось, и он почувствовал — еще не видя — не просто какое-то нечто, а ее «устремленный на себя взгляд и улыбку».

И заговорив, они понимают друг друга не через слова, а через прямое — «телепатическое» — улавливание мыслей друг друга, через непосредственное ощущение чужих ощущений.

«Она сморщила лоб, стараясь понять. Но только что он начал объяснять, она уже поняла… Левин радостно улыбнулся: так ему поразителен был этот переход от запутанного многословного спора сПесцовым и братом к этому лаконичному и ясному, без слов почти, сообщению самых сложных мыслей».

Напряжение счастья и страх потерять это счастье достигли у них предела, и на этом пределе у них начинается апогей «телепатии».