Медь в драгоценной шкатулке

Зачем она это говорит? — подумала я. Но тут императрица сделала паузу и тряхнула головой, словно возвращая себя в настоящее. А потом посмотрела прямо на меня.

— Словом — пока счастье у тебя в руках, насладись им как следует, младшая сестра, — сказала она. — Никто не знает, что ждёт нас завтра, и сколько ещё нам отпущено.

Она поднялась, и её дама и служанки, застывшие в углах комнаты, отмерли. Её величество ушла, не прощаясь, я тоже не стала ничего говорить.

Спустя неделю лекарь, ещё раз придирчиво осмотрев меня, признал, что да, я здорова, и выкидыш, по-видимому, прошёл без последствий. Но всё же посоветовал помолиться Чадоподательнице Нагши-И-Бу, заведовавшей заодно и женскими болезнями, а также сказал, что мне лучше воздержаться от весенних радостей ещё по меньшей мере месяц. Однако его величество всё равно продолжал посещать меня ежедневно. Он не пытался уложить меня в постель, а просто заводил беседу о стихах или погоде, или садился играть со мной в какую-нибудь настольную игру. Это уже начало превращаться в ритуал, а если Иочжун и пропускал день, то мне приносили от него какой-нибудь подарок.

— Такова воля Неба, крепись, — как-то сказал он, повторив слова императрицы. — Утешься хотя бы тем, что у тебя есть Лиутар. Остальным не дано и этого.

Я кивнула. Признаться, эти вечерние посиделки были несколько скучноваты. Вот с Тайреном всё было не так. С Тайреном мы говорили на многие интересные темы, спорили, смеялись. А теперь всё было чинно до скрежета зубовного, я почтительно поддакивала суждениям августейшего супруга, а если и осмеливалась высказать какую-нибудь мысль, то трижды обдумав её перед этим. Выразительно приподнятые брови и советы не забивать голову неподходящими для женского ума вопросами начисто отбивали желание пробовать ещё раз. Даже если б мне хватило смелости.

И всё же один раз я решилась заговорить на действительно волнующую меня тему:

— Ваше величество, можно задать вам один вопрос? Уповаю, что вы не разгневаетесь и войдёте в моё положение…

— Ну?

— Вы не думали, что это может быть не волей Неба… а волей человека?

— Что? Твой выкидыш?

— Мой. И всех остальных.

На этот раз императорские брови приподнялись особенно выразительно.

— Ты что же, хочешь сказать, что кто-то травит моих жён и наложниц, вытравливая детей из их чрева?

— Да, ваше величество, — я облизнула губы. — Разве Небо будет губить ни в чём не повинных детей? А вот людям свойственна жестокость.

— И кого ж, — император нехорошо прищурился, — ты в этом подозреваешь? Своих сестёр? Моих слуг? Императрицу, быть может? Всех тех, кто много лет беспорочно служил во Внутреннем дворце, когда тебя ещё здесь и в помине не было?

— Но я слышала, что императрица однажды уже прибегла к яду…

— Вот уж языки в три чуна, и все без изъяна… Она это сделала из любви ко мне, понятно? Она любит меня, своего повелителя, она знает, что такое долг. Да, она может понять его превратно, но и она, и все в этом дворце скорее умрут, чем осмелятся причинить мне вред. Ну, давай, в чём ты её ещё подозреваешь? Может, мне позвать её и устроить вам очную ставку?

— Прошу прощения у вашего величества, — я торопливо вскочила из-за столика, упала на колени и поклонилась. — Я говорила по недомыслию. Не хотела обидеть ни ваше величество, ни её величество императрицу.

Его величество тяжко вздохнул.

— Ладно, вставай. Нет, наивная моя девочка, никто не поил тебя ядом. Знаю, бывает трудно смириться с несчастьем, хочется найти виноватого и потребовать его к ответу. Но если кто и виноват в происходящем, то только я.

— Вы, ваше величество?

— Это кара мне.

— Но… Чем же вы так нагрешили, ваше величество? Я не могу себе представить, чтобы вы совершили что-то настолько плохое.

— И тем не менее. Ты знаешь, что у меня были братья?

— Я слышала о них, ваше величество, но я не знаю, что с ними сталось.

— Что сталось, что сталось… Один из них поднял мятеж ещё при жизни моего отца и был казнён, а вот с остальными… С остальными разобрался я.

— Вы их убили?!

— Ну, не своими руками… Двое погибли на поле боя, одного казнили по моему приказу. Я получил всё, на что претендовали они. А поскольку страшнее братоубийства только убийство родителей, то теперь Небо карает меня, послав мне лишь одного наследника, да и того негодного. И смеётся над моими попытками научить его уму-разуму.

— Они… ваши братья… хотели получить трон вашего величества себе?

— Конечно. Мы все хотели. Иначе мне не пришлось бы воевать.

— Но тогда, если б преуспели они, то это ваше величество погибли бы на поле боя или были б казнены. Можно сказать, что ваше величество защищались. Разве это такой страшный грех?

Ответом мне был взгляд, который я уже видела у Тайрена — удивление и снисходительная жалость одновременно. Впрочем, Тайрен уже давненько так на меня не глядел. Но в этот момент стало очень заметно, насколько отец и сын похожи.

— Не забивай тебе голову, — сказал император. — Это дела давно минувших дней. Тебя они не касаются.

Глава 16