Мед.ведь.ма (СИ)

Молодые люди вышли из Карлтона и перешли дорогу. Не спеша, расслаблено, гуляючи. Первый этаж одной из построек, выходящий на теневую сторону, занимали торговые пассажи, второй — выставочные залы и брендовые бутики. Историческое место культивировало свою драгоценность, хвалясь галереей и музеем «по-домашнему», небольшим, но насыщенным, напоминающим об ушедших веках. Приезжие с Запада начинали чувствовать себя не просто отдыхающими, а теми британцами, кому принадлежал когда-то остров, по щелчку чьих пальцев всё делалось. Чонгук и Чжунэ промелькнули среди гуляющих и, задерживаясь тут и там, у витрин и фотографий начала двадцатого столетия, приближались к проходу во дворик, пересекая который попадаешь в центральную часть Раффлса, где располагался главный вестибюль, бильярдная и лонг-бар. Играла приятная музыка, в стиле американских двадцатых и тридцатых годов, такая, которая звучала с пластинок, из граммофонов. Пара путешественников из Сеула быстро преодолела газон и вошла в основную постройку, белоснежную под ярким солнцем, с такими же белоснежными рамами окон и мраморными просторными лестницами, белоснежными перилами и колоннами. Чёрно-белые, желтоватые гравюры на стенах чередовались листочками с рукописными текстами. Деловито скрестив руки на груди, Гук изучал их, хотя мысли его были далеки от неразборчивых букв на английском. Возле экспонатов висели таблички-пояснения: в Раффлс останавливался Киплинг, в Раффлс останавливался Сомерсет Моэм, в Раффлс останавливался Вертинский. Золотой знал только типа, что написал «Книгу джунглей», всё остальное ему ни о чём не сказало. Интересно, на Маугли он где-то тут вдохновился? В детстве Гук не верил в то, что ребёнка могут вырастить волки, но с возрастом, как ни странно, стал верить в разное, приобретая опыт столкновения с чудесами. Взять хотя бы его наставника, Лео. Он спокойно общался с тиграми и, пусть они его не воспитали, но всё-таки, имели право, пожалуй, считать своим. Всё-таки, в каждой сказке есть доля истины… Стоило подумать об этом, как очередная застеклённая рамка с газетной вырезкой сообщила, что сто двадцать лет тому назад, именно в этом отеле был убит последний тигр Сингапура, случайно забежавший в здание. Чонгуку сделалось не по себе, как ученику Тигриного лога. Не забежал ли в Раффлс ещё один тигр, которого вот-вот пристрелят? Не хотелось бы. Пусть лучше прикончат последнего дракона, у него определённо шкура ценнее, клыки волшебнее, чешуя чудотворнее.

Они с Чжунэ вышли из прохладной галереи в не менее прохладный холл, где вертелся портье в чалме, продолжая тематику внешних швейцаров. Справа, сквозь большие застеклённые арки, горел солнцем день, а прямо виднелся вход в бар, где можно было бы засесть, видя, кто входит и выходит из гостиницы. Гук, не меняя скорости и ничем не выказывая каких-либо задумок, шёл по спланированному маршруту, но Чжунэ вдруг придержал его за локоть.

— Опоздали, — шепнул он и, когда золотой на него покосился, дракон мимолётно кивнул на вход в лонг-бар. По бокам от него стояло четверо крепких парней, далёких от обмундирования служащих отеля. Чёрные майки и татуировки на плечах, до самых кистей рук, выдавали преступников. — Аяксы, — стараясь не шевелить губами, уточнил Чжунэ, и те, не слыша его, но всё равно приглядывая за панорамой перед собой, приметили взглядом «своего», а один из телохранителей махнул ладонью, здороваясь. Студент ответил тем же и, удерживая борзую и уверенную улыбку, отпустил локоть Чонгука: — Что уж теперь, пошли, подойдём.

Краткие рукопожатия закончились, как обычно, представлением золотого его вымышленным именем.

— А чего это вы здесь? — сыграл дурака Чжунэ. Ему ответил тот, что видимо был старшим из охраны, по имени Хенкон.

— Да у Джиёна встреча.

— В баре? А мы хотели выпить по коктейлю.

— Придётся подождать, — не дёргаясь, но преграждая своей фигурой путь, сообщил Хенкон.

— Важные переговоры? — понимающе покивал Чжунэ.

— Чёрт его знает, но просил, чтоб никто не беспокоил. — Сбоку послышались гулкие шаги по вылизанному полу из полированных до зеркального сияния плит, цокали каблуки мужских ботинок, и эхо скакало назад, туда, откуда шаги шли. Аяксы увидели кого-то и, кланяясь, расступились вправо и влево. Чонгук обернулся и, невольно отступая, уткнулся взглядом в высокого брюнета в серых брюках и рубашке цвета бордо.

— Добрый день, Сынхён, — поклонился Чжунэ перед ним. Золотой увидел, как бьётся пульс у парня на шее. Как он нервничает перед этими главарями! Итак, вот он какой, правая рука Джиёна? Мужчина лет тридцати пяти, с отсутствующим выражением лица, приближенного к классической красоте, замер перед охраной и двумя молодыми людьми. Густые чёрные волосы были зачёсаны назад, распадаясь сбоку на пробор. Брови молчаливо и чуть задумчиво подпирали две горизонтальные складки на лбу — след постоянной работы ума или переживаний.

— Не помню, как тебя зовут, — пробасил низкий баритон Сынхёна, — но и тебе доброго дня.