Мед.ведь.ма (СИ)

— Что, раздолбай, — не стесняясь членов семьи, обратился Чон-старший, ювелир, к своему сыну, — опять на время не удосужился посмотреть? Носишь побрякушки швейцарские, а сам не научился по их стрелкам ориентироваться?

Хоуп элегантно уселся рядом с Ханой, тронув её маленькую руку в знак извинения.

— А они что, реально не только для красоты? — разыгрывая удивление, засмотрелся на наручные часы Хосок.

— Скоморох! — выругался отец и принялся за праздничную еду.

— Прости, пап, аист ронял меня несколько раз, пока донёс до вас с мамой, в тот февраль была вьюга, у него замерзали крылья, и приходилось раскрывать клюв, чтобы согреть перья своим дыханием.

— Замолчи и ешь, балабол.

— Как скажешь, пап.

— Хана, как ты с ним только связалась? — примирившись с невесткой из бедной семьи, скромной и тихой девушкой, Чон-старший даже по-своему полюбил её, наблюдая в ней больше серьёзности и ответственности, чем в сыне. — С того февраля вот-вот пройдёт тридцать зим, а ума так и не прибавилось!

— Ну… с ним весело, — покраснев, пошутила Хана.

— Ржите там друг с друга сколько угодно, но мне нужен внук! — напомнил отец сыну, гневно на него посмотрев, и яростно, как во время битвы очищая оружие, поводил салфеткой по губам.

— Дорогой, давай спокойно поедим, — отвлекла его супруга, и Хоуп посмотрел на мать с благодарностью. У него слишком много проблем и головной боли, чтобы думать сейчас о детях. Позже, потом, когда хоть немного прояснится горизонт вечной борьбы золотых с преступниками.

Ночью ему пришлось признаться Хане, что на Новый год его тоже не будет рядом, потому что придётся уехать. Девушка не выдержала и разрыдалась. Она любила этот праздник, и старалась уважать дела мужа, и рада была бы совместить одно с другим, однако для её чувств было немного слишком. Хана не пыталась как-то повлиять или размягчить сердце Хосока, слёзы вырвались сами собой от представления очередных ночей без супруга, но когда Хоуп, продолжая извиняться и успокаивать её, всё-таки не передумал, она осталась больно уязвлённой. Ей казалось, что она чересчур далека в его жизни от того, что ему действительно важно. Она чувствовала себя одинокой, как только он уходил, а его нечастое присутствие убеждало её в том, что он нуждается в ней, что он её любит, на слишком короткие сроки. Ей нужна была какая-то компенсация, что-то, что помогало бы избавляться от тоски и страданий по Хоупу.

— Может быть, твой папа прав, — несмело, вытерев последние слёзы, сказала Хана, — может, пора уже… внука ему подарить? Или внучку. Как получится.

— Я не против, но не сейчас, хорошо? Давай по весне об этом поговорим? — обняв жену крепче, Хосок поцеловал её за ухом, и быстро уснул, вымотанный постоянными разъездами и нервами. И исполнением супружеского долга, который старался выдавать с процентами, когда прибывал домой. Хане нравился их секс, очень, но горячему и продолжительному занятию любовью она бы предпочла ежедневные неспешные завтраки, прогулки за ручку, поездки на выходные за город, совместный просмотр фильмов, неторопливое принятие душа вдвоём. Но Хосок был хорош во всём, кроме того, что его было мало и недостаточно.

Три дня спустя, попросив Хану продолжать выгораживать его перед отцом, Хоуп вновь исчез в неизвестном направлении на неуказанный срок.

_____________

Примечание:

*маотай — дорогая китайская водка

Циндао

Выкрав свою девушку ночью из больничной палаты (с её согласия, похищение заключалось в отсутствии выписки и разрешения лечащего врача), под вьюгу и завывание снежного ветра, Бобби подвёл её к Ви, Хоупу и Чонгуку, ожидавшим немного в стороне. Странно, что сам для себя Бобби уже давно называл Дохи своей, или не называл, но бессловесно признавал таковой, хотя, на самом деле, до его ночного появления в больнице они не виделись больше двух месяцев, перед тем так и не договорившись до того, что они встречаются или испытывают что-то друг к другу. Это стало ясно только теперь, при его внезапном появлении. Студентка держала радость и безумный восторг от возвращения родного хулигана внутри себя, смело шагая в их новое будущее, в которое он её позвал. Дохи, исступленно блаженная, преисполненная авантюрной романтикой, так до конца и не знала, чем и как занимался Чживон, чем собирается заниматься дальше. Он держал её руку в варежке в своей, и Дохи была счастлива.