Мёд жизни

Как примирить их грех с жизнью? Вся жизнь, вообще говоря, есть нарушение правил (правила – это «средняя температура по госпиталю»). Весь вопрос в том, для чего ты нарушаешь предписанное? С каким сердцем?

Их встреча не была «счастливым случаем», удачей. Случай возносит на вершину власти и могущества бездарностей и ничтожеств, а талантов и трудяг загоняет в забвение; случай дарит внезапное богатство и фантастическое везение, случай – игрушка, которую подбрасывают людям языческие боги.

Но их встреча не была случаем и не оставляла никакого выбора – Бог соединил их, чтобы продлить жизнь и приблизить к себе.

Теперь она стирала, кормила, убирала, любила, заботилась, покупала газеты – «Московский комсомолец», «Аргументы недели», «Мир новостей», однажды даже купила «Новую»; она мерила давление, целовала лоб, чтобы понять, есть ли температура, протирала спиртом исколотые руки, гладила пижамы, стирала носки и трусы, заботилась о том, чтобы в холодильнике были свежие продукты – фрукты, чернослив, хурма, йогурт, детский творог и соки.

Это была семейная жизнь, о которой она мечтала, и она – сбылась.

Он не хотел переводиться из отделения терапии, ему нравилась эта одноместная палата (Коля оплатил). В окно была видна серая берёза, на которую часто прилетали птицы – не вороны, не галки, а какой-то обобщённый городской образ воздухоплавающих.

– Смотри, куры летят! – однажды воскликнула она. С неба действительно падали великанские хлопья снега, частые, белые, лохматые, такой снег, наверное, бывает только однажды за зиму.

Как завороженные они сидели близко-близко у окна, и, казалось, что они не в больничной палате, а в волшебном лесу, в сторожке лесничего, где печка даёт тепло, где им спокойно и надёжно, а завтра у них – зимний трудный день, перед которым они набираются сил в уюте и довольстве.

Она размышляла о любви, разлитой в мире, и с грустью чувствовала, как её, оказывается, немного. Люди живут привычкой, обычаем, рефлексом, по «накатанной». Жизнь как хлеб, но не хлебом единым…

А чем?

«С музыкой ты никогда не будешь бедной или униженной». И вдруг она увидела его, несчастного, одиноко сидящего в углу приемного покоя, корчащегося от боли. А как же музыка?.. Не помогла? Обманула?

Но разве её саму не привела к нему музыка? Музыка, которую она впервые услышала от него! Значит, он был прав. Как всегда!

Творческая воля была в нем сильней всего. А в ней? Может быть, вера любви?

Но как жестока жизнь! Жизнь, которая будет продолжаться и после нашего ухода.

По телевизору показали:

а) что замело трассу до самого Ростова, но уже расчищают;

б) что президент встретился с иностранной делегацией, прибывшей с официальным визитом, и обсудил вопросы экономического сотрудничества;

в) что бобслей – олимпийский вид спорта.

Это был огромный сюжет – минут десять, не меньше – про сани, длину желобов, скольжение, подготовку трассы, костюмы спортсменов. Видно было, что режиссер снимал с большим тщанием – использовались спецэффекты и анимация, инфографика и архивные кадры.

Ваня с недоумением посмотрел на неё: он побывал за гробом и вернулся, долго бился со смертью, выкарабкивался из болезни, и всё – ради чего?!

Женя, видя его разочарование, лишь развела руками: мол, ничего поделать не могу.

Оказывается, «вся полнота жизни», отраженная в телевизоре, ничего не значила по сравнению с тем, что они пережили за эти дни.

Кончилось их приволье – в кардиологии была только двухместная палата.

Сосед Вязьмитин оказался человеком деликатным и очень тщательным – всё записывал в книжечку, очень интересовался своим здоровьем, и вообще был мужчиной примерным во всех отношениях.

«Кагэбэшник», – решила Женя.

Это был первый день, когда они вышли на улицу – врач разрешила ещё неделю назад, но Ваня всё медлил, не чувствуя в себе сил.

День был промозглый, серый. В беседке курили санитары и больные, возле мусорных баков суетились голуби, берёзы стояли молчаливо, тихо. Она увидела, как посветлело его лицо.

Они ходили хаотично, бессистемно, а высокий мужик в трениках с тремя белыми полосками всё наматывал и наматывал круги вокруг корпуса. Он назидательно заметил им: «Ходить надо по часовой стрелке! Тогда толк будет!»

Они смеялись.

Они походили с полчаса. Ваня устал. Поднялись наверх, в палату. Она помогала ему раздеться. Вязьмитин деликатно вышел. И тогда Ваня налетел на неё и стал целовать её с такой отчаянной страстью, что она едва успела закрыть дверь на защёлку.

«Это была наша Олимпиада, наш рекорд». «Ну тогда уже параолимпиада…»