Мед

Иваныч паркуется у жилого комплекса. Высокие дома упираются верхушками в серое осеннее небо, кованый забор, шлагбаум, охрана, а двор похож на парк с фонтаном и карусельками для детей. Тут даже свой спортивный комплекс с тренажёрами под открытым небом имеется.

— Зачем мы сюда приехали? — я выхожу из машины, осматриваюсь.

— Пойдём покажу, — Михаил ведёт меня к подъезду.

Вместо привычного тесного общественного пространства, как во всех домах типовой застройки, мы оказываемся в большом светлом холле. Не жилой дом, а просто офис нефтяной компании какой-то! И я в старом растянутом кардигане и резиновых сапогах, местами испачканными конским навозом.

Топаю за Иванычем к лифту и кожей чувствую, как на меня брезгливо пялится консьерж. Мне неловко. Я хочу провалиться сквозь землю.

— Расслабься, — советует Михаил, когда двери лифта закрываются.

— Надо было сказать, что мы в приличное место едем, — натягиваю шерстяной рукав на кончики пальцев. — Я чувствую себя бомжихой.

— Не о том думаешь, — справедливо замечает депутат.

Лифт мягко тормозит. Четырнадцатый этаж, длинный коридор, а в самом конце — дверь, которую Иваныч открывает с помощью пластиковой карточки. Карточки, блин! Он просто прижимает её к электронному замку, и — вуа-ля! — мы заходим.

Прихожая номинально отделена ковром от огромной гостиной, совмещённой с кухней. Сколько тут квадратов? Не меньше ста, наверное…

— Температура воздуха плюс двадцать три градуса Цельсия, — сообщает приятный женский голос. — Влажность шестьдесят процентов. Чтобы изменить параметры климата…

Иваныч хватает с журнального столика пульт и яростно жмёт на кнопки:

— Заколебала, — объясняет мне. — Система управления домом, мать её.

— Офигеть… — шепчу. — Это ваша квартира?

— Не моя. Её снимает Марк.

— А… Но? — у меня в горле застревают слова.

— Он живёт в столице. Там у него хатка покруче. А эта — так, переночевать, когда ко мне приезжает.

Ничего себе — переночевать! Должно быть, съём влетает Марку в копеечку с большим количеством нолей. Мне уже страшно… Редко кто зарабатывает хорошие деньги легальным способом.

— Можно водички? — я присаживаюсь на краешек белого кожаного дивана, а Михаил кивает и идёт наливать мне воду. — Вы сказали, что Марк приезжает к вам, — собравшись с мыслями, решаюсь задать первый вопрос. — Марк считал, что вы убили его мать… Вы не убивали её, да?

— Кого? Марту? — Иваныч кривится. — Эта стерва сожгла лес и тупо слиняла. Она давно хотела, чтобы сын отвернулся от меня, но ничего не работало, а это вот… сработало. Только Марта не учла, что я упёртый.

— Вы нашли её? — пью и как завороженная смотрю на Михаила.

— В деревне глухой схоронилась. Я много лет потратил, чтобы найти её, а когда это случилось, медведица была при смерти. Всё, что успел — сунуть ей в руку телефон, чтобы поговорила с Марком. Так и отошла в мир иной с мобилой у уха, — выдыхает и идёт за водой для себя.

— Это… кошмар, — моя фантазия живо рисует последний разговор матери и сына. — Значит, Марта успела во всём признаться Марку.

— Ни хрена она не успела. Марк убедился, что мамаша не сгорела в лесном пожаре — всё. Остальное мне пришлось ему объяснять. И это было долго, — Михаил напряжён, морщинка между бровями становится глубже. — Долго и непросто. Мы с мальцом всего пару лет назад окончательно помирились. Он стал приезжать ко мне, мы вместе охотились, ездили на рыбалку, — на губах Иваныча появляется тёплая улыбка, — а одну из зим он спал в этой квартире.

— Дорогая квартирка, — киваю, окидывая гостиную взглядом. — Выходит, Марк выбился в люди без вашей помощи.

— Назло мне он в люди выбился, — вздыхает депутат. — И это едва не обошлось ему очень дорого. В девяностые можно было подняться, отжав завод или два… или три. В наше время такое не прокатит. Надо пахать, но и это не даёт гарантий. Поначалу Марку в бизнесе не фартило, а амбиций и желания доказать, что он справится без отца, было до хрена. Короче, связался мой малец с таким говном, что даже мне — уголовнику — не снилось.

— Господи… — у меня дыхание перехватывает. — Наркотики?

— Нет, — Иваныч качает головой. — Хуже. Но Марк понял, что творит. Он хотел отойти от этих дел и обратился ко мне. Я помог. Мы закрыли турфирму, которой он владел, откупились от кого требовалось и зарегистрировали ему новый бизнес. Тоже туристический, но без чернухи. И вроде бы всё наладилось, но тут мой сын пропал.

— Выходит, Марка из-за этих мутных дел расстреляли… — догадываюсь я.

— Это открытый вопрос, — Михал Иваныч разводит руками. — Я тогда всю столицу перевернул, всех за яйца взял, даже тех, кого брать нельзя. А нашёл мальца случайно. В Боровках, полуживого. Не знаю, кто и за что убивал моего сына. Я не могу найти концов.

— Жутко, — обхватив себя за плечи, смотрю на Михаила. — Этот кто-то наверняка не успокоится.

— Я слежу. Внимательно.

Ух, блин! От этой фразы Иваныча у меня по позвоночнику ползёт холодок. Он знает о каждом шаге сына — уверена. Это дарит немного надежды, что ничего плохого с Мёдом не случится. Но… я до сих пор не в курсе, чем таким страшным занимался мой оборотень.