Метла сунул руку в карман и нащупал там кастет, припасенный на крайний случай. Достал, надел на вспотевшие вдруг пальцы и двинулся по коридору. По мере приближения к двери запах становился сильнее, а воздух, казалось, плотнее. За ручку он взялся левой рукой, а правую на всякий случай согнул в локте и отвел для удара. Створка подалась легко, из-за нее упал холодный свет газовых ламп. Родион шагнул внутрь на полусогнутых ногах, чтобы, если понадобиться, сразу прыгнуть на противника. Но Артура за дверью не оказалось. Не было его и дальше — за столами, на которых лежали трупы. Родик внимательно оглядел помещение, но ни одной вертикальной фигуры не нашел. Затем он опустился на четвереньки, подозревая, что враг затаился на полу. Но и так он Артура не заметил. Тогда он медленно двинулся вперед, между столами. В конце прохода в стене оказалась еще одна дверь. Родион почувствовал, как струйка пота скатилась по напряженной спине, а голова поплыла, словно от легкого нокдауна.
Последняя дверь оказалась чуть приоткрыта, щель была достаточной, чтобы он мог протиснуться. Родик оказался в подсобке, освещенной уже обычной желтой лампочкой. В углу, на корточках, спиной к нему, сидел Артур и чем-то там шуршал. Занятие это так его увлекло, что он не услышал легкий шорох шагов. Метла подошел, размахнулся и точно впечатал кастет в затылок. Ударил не со всей силы, но, помня о Лене, и не слабо. Артур без звука упал ничком. Метла взял его за ворот и оттянул назад. Вялое тело распласталось на цементном полу, а прямо за ним оказались два банковских брезентовых мешка, торчащих на уровне пола из небольшой ямы. Вот как все просто!
Родик снял кастет и перешагнул через тело. Вот они родные, целехоньки, дождались его! Метла опустился перед ними на колени и взялся за защелку ближайшего. С легким металлическим клацаньем створки мешка разомкнулись.
— Не трогай, сука! — раздалось сзади.
Родик быстро повернулся, вскочив на ноги. Ложная тревога, Артур смог лишь приподнять разбитую голову, под которой образовалась лужица крови.
— Не смей их касаться, урод гребаный! — повторил раненый. — Там же пакет…
Родион победно ухмыльнулся над беспомощным врагом, наклонился к ждущему его мешку, распахнул горловину и запустил руки глубоко в пачки денег. Потянул их вверх, чтобы показать Артуру, но вдруг в лицо и грудь ударила горячая волна. Его опрокинуло на спину рядом с налетчиком. Мир вдруг стал беззвучным, а с потолка, как во сне, на него падали деньги, сплошь штуки и пятихатки — отдельно и целыми пачками. Вот об этом он и мечтал всю жизнь! Между пачками сверкали вертящиеся золотые монеты и искры от оконных стекол. Странно, что он не слышал, как они разбились. И кто их разбил?
Родик покосился на лежащего рядом Артура. Со странной улыбкой тот протянул ладонь, на которой лежала золотая медаль с изображением института.
— Это тебе, придурок, — прочел Метла по его губам и догадался, что немного оглох. Но это не страшно, пройдет, потому что сквозь шум в ушах уже пробивались какие-то звуки. И самым громким из них был вой сработавшей от взрывпакета сигнализации…
Шантаж
Услышав шаги на лестнице, я сразу же подскочила к глазку. Все последнее время мои мысли были заняты соседом сверху, фотографом Костей. Классный дядька — высокий, представительный, с нордическим обликом и, похоже, с деньгами. Сначала, когда мы познакомились, я пыталась называть его по имени-отчеству, все-таки он изрядно старше. Но он взял мою сумищу, которую я волокла, перегнувшись на левый бок, как загогулина, и объяснил, что людей его профессии по отчеству не называют. У них там все Кости или Стасики до семидесяти лет. Мне это сразу понравилось, прикольно, тем более что до семидесяти Косте еще очень и очень далеко. Сколько ему? Ну, может, сорок. Как говорит моя тетка, мужики в сорок лет только жить начинают. В общем, нормально.
Я, между прочим, тоже не девочка. Мне на самом деле уже двадцать четыре года, хотя все дают меньше, чуть ли не девятнадцать. Но это здорово, потому что женщине лишние годы ни к чему. Это тоже моя тетка говорит, и я с ней абсолютно согласна. Тем более что все преимущества юного трогательного создания я уже испытала на себе: делаешь невинное личико, раскрываешь глазки и изображаешь смущение. На многих покупателей действует, особенно на пожилых дядек. Они и не хотят, а лезут за кошельками. Думают время протянуть, а там, глядишь и познакомиться. Вижу этих козлов насквозь. Только я тертый калачик. Не калач, конечно, какой я калач, а так, калачик. Булочка. Даже если мужик и не очень голодный, а норовит откусить. Поэтому приходится быть начеку. Представляю, если б мне на самом деле было девятнадцать — кругом одни опасности.