Медальон инквизитора

Они проскочили знакомый двор, на этот раз не пришлось звонить – дверь подъезда была распахнута настежь. У художников снова была вечеринка, из квартиры слышалась музыка, на площадке курила парочка – низенький мужичок в широченных, как у клоуна, штанах и высоченная девица не первой и даже не второй молодости в ультракороткой юбке и малиновых лосинах. Лицо у девицы было длинное, а волосы завязаны сбоку в хвост, так что вспомнился детский стишок: «Приходи к нам, тетя Лошадь, нашу детку покачать...»

Придерживая пуделя, он с трудом перебрался через мусорные завалы и застыл у окна.

Ее не было. Не было, хотя время уже пришло. Он так старался не опоздать, но жена поручила какое-то дурацкое хозяйственное дело, потом позвонили по телефону, и пришлось поддерживать пустой, никчемный разговор.

И вот ее нет. Он прислонился лбом к грязному стеклу и застыл в отчаянии. Пудель почувствовал слабину, без труда вырвал из его рук поводок и отбежал в сторону.

Его хозяин этого даже не заметил.

И вдруг он увидел ее. Она появилась перед окошком, и он сразу понял, что она только что занималась любовью. Волосы ее вились вокруг лица золотым ореолом, глаза сияли, как звезды. Она смеялась и вертелась перед зеркалом, переговариваясь с кем-то через дверь. Кто там был? Да, конечно, муж, этот мелкий, незначительный, не стоящий ее человечишка. Что она в нем нашла? Зачем она вышла за него замуж?

Она наклонилась к зеркалу, рассматривая свое отражение, потом сама себе состроила глазки и снова радостно рассмеялась, повела плечами, потом слегка нахмурилась, заметив, надо полагать, крошечную морщинку или прыщик. Но нет, все оказалось в порядке, и она улыбнулась самой себе в зеркале. Затем достала расческу, и он застыл, наблюдая привычный ритуал.

Сегодня волосы ее не хотели протекать через гребень тяжелой волной, они путались и роились непослушными завитками. Она снова повернула голову к двери, очевидно, там стоял муж и звал ее. Она улыбнулась, бросила расческу и исчезла, забыв погасить свет.

Он долго стоял, пытаясь унять дрожь во всем теле. Что он может сделать? Убить ее мужа? Но поможет ли это? Разве он будет тогда обладать ею?

«Господи! – прошептал он помертвевшими губами. – Сделай что-нибудь, я больше не могу это терпеть!»

Бум! – в дальнем углу послышался шум – это пудель уронил сломанный стул. Вот и он сам появился из-за кучи мусора.

– Милорд, иди сюда! – позвал хозяин.

Пудель и не думал слушаться. Он стоял, не шевелясь, казался черным сгустком мрака на фоне темной стены, и глаза его отливали зловещим красным светом.

– Ко мне! – повторил хозяин.

Пудель переступил лапами, оскалился и тихонько зарычал.

– Ты идешь, дьяволово отродье? – крикнул мужчина.

И вдруг стихли все звуки, не трещали старые балки, не возились под крышей голуби. На чердаке наступила густая, гулкая тишина, эта тишина обволокла мужчину, как липкая, тяжелая субстанция. Он откашлялся, чтобы услышать хоть какой-то звук, но собственный кашель донесся издалека, словно сквозь слой ваты.

И вдруг возле чердачной стены, рядом с пуделем, раздался отчетливый шорох, и с пола поднялось что-то большое и бесформенное. В первый момент мужчине показалось, что сам пол чердака вспучился темным бесформенным пузырем, какие иногда в безлунную ночь поднимаются со дна болота. Но в следующую секунду он понял, что с пола поднялось какое-то живое существо, покрытое, как слоем снега, старыми газетами, листами картона и тряпками.

Обрывки с шорохом осыпались с темной фигуры, как поздней осенью опадают с дерева потемневшие листья под сильным порывом ветра, и испуганный мужчина разглядел под ними человека.

По-видимому, это был бомж, облюбовавший теплый чердак и устроивший там свое логово. На вид ему было лет шестьдесят, он был одет в длинное темное пальто, сильно потрепанное, но когда-то хорошо сшитое и еще сохранившее остатки элегантности. На голове бомжа была мятая черная шляпа, в руке – тяжелая трость с костяным набалдашником в форме собачьей головы. Трость была треснувшая, исцарапанная, явно подобранная на помойке, но все вместе производило впечатление какого-то мрачного величия.

Но самым удивительным было лицо бомжа. Небритое, одутловатое, покрытое застарелыми царапинами и ссадинами, оно тем не менее излучало силу и значительность, и на нем отдельной, самостоятельной жизнью жили глаза – тускло сияющие, полные странных розовых и сиреневых переливов. Глаза эти смотрели одновременно повсюду, казалось, они видят все, что происходит на земле, заглядывают в каждую душу, в каждое сердце.

Испуганный мужчина почувствовал, что взгляд этого удивительного бомжа проник и в его сердце, и в его душу, видит каждую его сокровенную тайну.

– Здорово! – проговорил удивительный бомж странным хриплым голосом, исходящим ниоткуда и со всех сторон одновременно. – Вот мы с тобой и повстречались...

– Кто ты? – пробормотал мужчина, отступая к выходу с чердака. – Ты здесь живешь? Я не хотел...

– Хотел, хотел! – ответил бомж с кривой, издевательской усмешкой. – Очень хотел! Ну не стесняйся, каждый от меня чего-то хочет, и некоторым я помогаю.