Медбрат Коростоянов (библия материалиста)

Конечно, многое определял будущий карьерный рост. Больше в надеждах, потому что уже тогда опасались: пригодится ли? Хотя еще ничего радикального не произошло. Еще предрекали – вот уйдут ветхие старцы и на засиженные ими стулья в спешном порядке водрузятся молодые реформаторы, даже горбачевская говорильня не пугала. Все понимали, по мановению волшебной палочки привычный верховный уклад не переделать, то бишь, не перестроить. И пусть себе болтает, эка важность, главное, начали вдруг приотворятся двери, прежде стоявшие запечатанными наглухо. Потихоньку, полегоньку, а скоро и не надо, не ловля блох! По-прежнему с некоторой завистью, в частности я, смотрели на, казалось, вечно востребованных математиков и физиков. Вот где обитал академизм в чистом, беспримесном виде. Важные, патлатые, нарочито оборванные, им галстучки-костюмчики были ни к чему. Все равно разведут по ящикам, академгородкам, засекреченным проектам. Ядерщиков запишут, блюдя секретность, в рядовые теплотехники с зарплатой замминистра – в сравнении с затратами на термоядерный синтез сущие копейки. Мат-механикам навесят погоны, кому не за горами и золотые, само не полетит, не надейтесь, так уж не поскупитесь, чтоб летало хорошо и падало, куда нужно. Наиболее везучие будут представлять отечественный научный прогресс на заграничных симпозиумах. Туда кого попало тоже не пошлешь, ради одного только статуса борца за мир, надо хотя бы знать, чем отличается уравнение Шредингера от уравниловки колхозного домостроя.

Но за себя я как-то был спокоен. О заоблачных должностных высях не помышлял, пролетарским происхождением не кичился. Просто жил. Как подобает философу и студенту. Тянул лямку, грыз книжный гранит, ездил со стройотрядами на заработки, неловко ухаживал за девушками. О будущем представлял разумно. Потребуются мои ученые приобретения народу и Родине, всегда готов! Если без надобности, что же, вперед, на рабочий трудовой фронт. Софист Протагор, провозгласивший человека, как меру всех вещей, был дровоносом, а стоик Клеанф, стихотворным размером изложивший доктрину Портика, – чем-то вроде поденного сельхозработника, и ничего, на пользу пошло. И им и человечеству в целом. Хотя так далеко я не заносился, какое там человечество! Объем моего собственного человечества был пока весьма и весьма ограничен. Университет на Ленинских горах стал для меня как бы вторым, приветливым домом. Мне иногда даже плакать хотелось, жалко, что неловко бы вышло – великовозрастный детина рыдает за здорово живешь. А плакать хотелось потому, что я умел ценить полученное авансом благо. Не плевать в лицо дающему, не блевать в колодец, что тебя вспоил, не смотреть в зубы даренному коню, пусть это даже ледащий мерин, потому что ведь не с неба падает, но приходит к тебе от других людей, система они там или не система, однако верили и старались. Для тебя тоже. Эх, хорошо в стране советской жить! Может и хреново, спорить не буду, нечестно, ибо не был ни в каких странах иных. Но!.. Я, парень из приморской периферийной станицы, в натяжку именуемой город-курорт, не племянник маршала, не сын подпольного миллионера, и пожалуйста, в столичный университет по разнарядке. В какой республике овеществленной гражданской свободы это возможно? Задарма, чуть ли не уговорами, да еще приплатили, лишь бы учился. На философа. Конечно, иные скажут. Комсюк вонючий, продал святую свободу за чечевичную похлебку. Скажут, и типун им на липучий язык. Ничего я не продавал. Все это изначально и так было мое, и чечевица и похлебка из нее. Я родился уже внутри сформировавшегося общественного уклада, отнюдь не снаружи. Не сестры Вертинские и не граф Алексей Толстой. Я и был от рождения советский человек. И гордился этим, так меня учили, я не видел нужды от того учения отступать. Мне внушали, что хорошее может преобразоваться из плохого только путем неустанных трудов и борьбы, просто так ничего никакие ангелы и добрые дяденьки из-за океана не принесут, на блюдечке с голубой каемочкой не выложат. Не нравится реальность, что же! Вольному воля: вместо того, чтобы бестолку брызгать слюной и диссидентствовать, кажа кукиш из-под куста, возьми и сделай, что в твоих силах, пострадай и выстрадай, на Руси не такое терпели, и за идею, и за ближнего своего. Видишь ли, великий ленинский эксперимент не вполне удался – надо думать, развернуть против ветра этакую махину! И какой вывод? Все похерить и все похоронить в грязи? Потому и не удался, что были мы первые. Так посмотри по сторонам на тех, кто шли за нами вторыми, возьми полезное и верное. У шведов, у китайцев, у датчан, у тех же монголов, по крохе, по капельке, авось, сгодится дома. А все сломать, после охаяв, и дурак сможет. Зачем мне свобода в диком поле? Если выйдешь посрать, так чтоб далеко видать было и тебя и твое говно?