Что до Гордона, то этот невыспавшийся псевдоинтеллектуал с видом разорившегося идальго не постеснялся позиционировать себя в роли лузера с единственным намерением – перехитрить всех своей схоластикой, суть которой сводилась к дуэли мудрости с интеллектом. Причем Гордон сидел в окопе интеллекта, но держал флаг мудрости, поэтому мудрость в него не стреляла. А значит, он не был лузером. Так что хитрость вполне удавалась. В принципе его стоило уважать, ведь он снимал фильмы по заведомо некоммерческим сценариям отца. Я тоже любил своего папу.
Мой папа мечтал, чтобы я стал знаменитым. Ведь у него не вышло стать космонавтом. Хоть он и стал почетным железнодорожником. Почитай отца своего и мать. Только за это можно было ценить Гордона. Эх, знал бы мой папа, царствие ему небесное, в каком я оказался тупике…
Глава 5
Серый кардинал
– Так ты скажешь ей, этой Палкиной, чтоб она мне позвонила? – снова нарисовался Митрофан.
– Обязательно, – пообещал я.
– Да не отчаивайся ты, – выказал свою осведомленность бывший депутат. – Ты не пропадешь. Я же не пропал, хоть меня и кинули все. Не сдавайся. Я вот не сдался. Запускаю «Детектор лжи». Прайм-тайм.
– Что-то слышал об этом.
– Еще бы. У меня соведущей сама Инесса Заречная будет… Айда лучше к нам в студию. Пилот снимаем. Я только на минуту в кафешку вырвался. Пойдем…
Больше всего мне хотелось выпить. Митрофан гарантировал банкет после съемок, и я поплелся за ним.
«Бетакамы» были направлены на Инессу. Снимали на «хромокей». В зеленом цвете все смотрелось скромно, я поинтересовался, какой наложат интерьер. Митрофан ответил, что все будет на фоне 540-метровой Останкинской башни, а потом на фоне руин осетинских сел и Цхинвали и следом – в интерьере гаагского трибунала, где в судейской мантии выступит национал-патриот Александр Свиницкий.
– Сними галстук, – посоветовал я, – он у тебя зеленый. Дырка при монтаже получится.
– Я сегодня вряд ли попаду в кадр, – скромно поведал Алексеев, и тут я догадался, что и в этой передаче он хоть и старший, но все-таки статист. Однако галстук он снял, небрежно засунув его во внутренний карман, после чего кивнул Инессе. Я тоже поздоровался. Инесса не отреагировала ни на одно из приветствий. Занята. Высока. Надменна. Ее собеседником был шахматный король Каспаров, начинавший свою политическую карьеру с заявления о необходимости немедленной передачи Монголии Китаю, а Курил Японии. Сегодня он призывал Россию сдаться Грузии.
– Ты его позвал? Смело.
– Оттепель. Пусть болтает. Чем больше он говорит, тем глупее выглядит.
– Надо переснять последнюю реплику, Гарри Кимович, не возражаете? – попросил режиссер.
– Да, конечно, – приготовился Каспаров.
– Какая молодец! – восхитился я и позавидовал проекту, где выступал статистом экс-депутат, а ведущей была самая умная и, возможно, одна из самых красивых женщин российского телевидения. – Как она смотрится! Спокойно и грациозно. Шендерович в сравнении с ней – заурядный невротик. И ты погляди, как она интервьюирует. Я в восторге! Я влюбился… Теперь она точно зазнается. Надо было кадрить ее раньше, когда у нее не было такой возможности раскрыться. Она станет звездой после первого же эфира. Это не то что эти вынырнувшие из прошлого военные эксперты и философы с акцентом на показное русофильство, суть которого в закрученных под Николая усах и отпущенных под Столыпина бородах. В ее глазах – огонь и любовь.
– К родине? – не понял Митрофан.
– Конечно, к родине, не ко мне же, неудачнику и банкроту…
– Тут ты прав, красивые женщины не любят красивых мужчин. Но они любят мужчин, обладающих красивыми женщинами…
Под впечатлением от красотки я отказался от приглашения на банкет. Перед девушками высшей пробы надо появляться принцем…. От попойки с тележурналистами отказался и «державник» Свиницкий. Он вышел из студийного павильона следом за мной. Мне даже показалось, что он меня догонял…
– Влад! Давно хотел сделать вам комплимент, – сразу обезоружил меня человек, к чьему мнению, по слухам, прислушивались в Кремле, хоть я в этом и сомневался.
Единственным неоспоримым фактом было то, что националисты носили его на руках. Я относился к этому персонажу из прошлого настороженно именно потому, что свой собственный характер он выдавал за национальную ментальность. Однако ничто так не льстит, как уважение уважаемого человека. Хотя лично я большее предпочтение отдал бы признанию зрителей. Возможно, это было ошибкой. Часто толпа возносит настолько высоко, что человек становится невесомым. Взлетишь до небес – потеряешь вес. Каламбур в моей голове прервал тот самый комплимент, который меня обезоружил:
– Мне очень нравилась ваша передача. Та авторская программа, с которой началась ваша карьера независимого журналиста, беспристрастного социолога и народного любимца. «Холодный расчет», кажется. Так она называлась?
– Это было до нашей эры, – посетовал я.
– Прошлое делает нас теми, кем мы должны стать в будущем.
– Похоже, мое прошлое явилось для меня не слишком прочным фундаментом, – ответил я, тут же поймав себя на мысли: «Кому это я жалуюсь?»