Толпу разъяренных женщин растаскивают милиционеры. Некоторых выводят из студии, прочие рассаживаются по своим местам. Малахов возвращается в проход между рядами, поправляет очки и раскрывает папку, которую держит в руках.
– Наш следующий герой – Антон Дроздиков, человек, который снял все эти ужасы на пленку.
В зале раздаются аплодисменты и крики «молодец!», «хорошо, что заснял тварей этих!», «в суде пригодится!». Я сижу в кресле, киваю залу и улыбаюсь.
– Скажите, Антон, как вы себя чувствуете?
– Отлично!
– Что вы можете сказать о своем фильме?
– В целом получилось очень своевременное кино о быте русского села.
– Вам не стыдно?
– Что же ты, сволочь, наделал-то? Я криво улыбаюсь:
– Вы понимаете, дело в том, что современная медиа работает в разных жанрах…
– Действительно, Антон, вам не стыдно? Даже мне уже стыдно. Я расскажу историю, Антон, или вы сами ее расскажете?
– Мне, в общем, все равно. Вы ведущий, вы и рассказывайте.
– Хорошо. Антон Дроздиков, известный журналист, приехал в село Стаканкино и договорился с жителями о том, что снимет правдивое кино о русской глубинке. Елена Ивановна Петухова и Мария Александровна Дорохова действительно продают дальнобойщикам картошку и овощи со своего огорода. В качестве оплаты за них они берут у водителей анальгин, димедрол и но-шпу в ампулах, которые невозможно достать в селе. Они относят их в медпункт. Антон Дроздиков знал об этом, снимал все на камеру, а затем сделал монтаж, включив туда кадры с пьяным трактористом. После чего Антон наложил закадровый текст, который все вы слышали. И который, как понятно, не имеет ничего общего с действительностью. Антон считает это «работой в разных жанрах». А что думаете вы, уважаемые зрители?
В студии висит напряженная тишина, прерываемая поочередными всхлипами Дороховой и Петуховой. Наконец из первого ряда встает мужик в спортивном костюме и громко произносит:
– Да что тут думать? Он чистый пидор. Мочить таких надо!
– Правильно!
– Мочить!
– Убить его, суку!
– Так оболгал честных рабочих женщин!
– Мочить!
– Мочить суку!
Почти все зрители вскакивают со своих мест и несутся ко мне. Я встаю с кресла и отступаю к стене с экраном. Толпа движется на меня.
– Эй, эй вы чего? Вы с ума сбрендили? Алле, Малахов! Вызови охрану. Вызови охрану, я тебе говорю! Ты чего, не понял?
Меня прижимают к стене. Толпа наваливается и начинает лупить меня. Я чувствую, как десятки рук рвут на мне одежду. Сначала я пытаюсь отбиваться, но меня быстро валят на пол и добивают уже ногами. Я теряю сознание.
В следующем кадре я вижу студию как бы с потолка. Мое тело за ноги волокут к выходу два охранника. За моим телом тянется слабый кровавый след. Я слышу голос Малахова:
– Снято. До конца рекламной паузы минута. Массовка садится на свои места, удаленных из студии просим возвратиться. У нас еще два сюжета. Работаем на регионы в прямом эфире.
В студии раздается голос, отсчитывающий секунды до начала следующей темы:
– Сорок. Тридцать. Двадцать. Десять. Пять. В эфире! Здравствуйте! В эфире шоу Андрея Малахова «Пусть говорят». Мы прощаемся с героями темы «Справедливость торжествует!» и встречаем новых героев…
VIVA HATE!
Следующим утром я пересекаю площадь перед метро «Краснопресненская», курю, страдаю похмельной головной болью и соображаю, где я всего десять минут назад парковал машину. Удивительно, но факт – вчерашние посиделки с Никитосом, равно как и выступление перед народом на Чистых прудах, отложилось в моей памяти пусть и не в мельчайших, но все-таки в подробностях. И вот я иду по улице, вспоминаю все это и злюсь. Я смотрю по сторонам, разглядываю людей и понимаю, как я их всех ненавижу. Нет, дело не во вчерашнем метании бисера и не в драке, которую я затеял с тем мужиком. Злость подступает к горлу, когда я вспоминаю истоки моего вчерашнего бенефиса. Всю эту «оду протестному электорату». И мне моментально хочется всех уничтожить.
У палатки с надписью «Носки-чулки» разговаривают две девки. Одна в бесформенном джинсовом комбинезоне слушает свою подругу – блондинку в короткой джинсовой юбке и колготках в сетку. Блондинка вещает с характерным малороссийским акцентом:
– Идут мимо, видят меня. Заходят. Сначала на меня смотрят, потом уж на товар. Так, по ходу дела, разговорятся, лапши им на уши навешаешь, вот и купят чего.
– Натах, да ты просто королева местная!
– А то! А Рашид, хозяин палатки, тварь, не ценит. Только лапать пытается, скотина.
Почти миновав их, я услышал, как блондинка хамским тоном сказала мне в спину:
– Мужчина, вы носки чисто хлопковые приобрести не хотите?
– Нет, спасибо, я уже в носках, – пробурчал я.