Иногда они заезжали в мелкие деревушки и на блокпосты, где все знали Сезарро. Там мужчины заправляли машину, покупали еду и ходили париться в римские термы. Как-то раз Кьезон снизошел до того, чтобы «придать сучкам товарный вид». Альтаир и Лили загнали в приземистое каменное строение. Они разделись в предбаннике и зашли в парилку; Альтаир намылила мочалку и провела ею по худой спине сестры по несчастью. Лили вздрогнула, но скоро сама начала намыливать тело, стирая застарелую грязь и пот.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Не за что, Лили. Я такая же, как ты.
— Ты не такая.
— О чем ты?
Лили села на ступеньку и посмотрела на нее своими блестящими темными глазами.
— Ты не оттуда. Все это сон, да?
— Откуда? С Земли? Ах, да, ты ведь пришлец.
— Что есть «пришлец»?
— Это люди, умершие на Земле и попавшие сюда. Моя мама пришлец.
— Я не понимать. Я умереть, да?
— Ты должна помнить, как умерла.
— Да… Я выпить яд. Умереть быстро. А потом проснуться здесь. Что есть Медианн? Почему города парить над нами?
— Я здесь родилась, но сама до сих пор всего этого не понимаю. Люди умирают там, а появляются здесь, вот и все. Это Великая Спираль, тут много загадок.
— Кто ты? Почему ты такой красивый женщина?
— Нет, Лили, красивая — ты. Моя внешность иного свойства…
— Один из загадки, да?
— Наверное, да.
Они умылись и вышли обратно в предбанник. Когда Альтаир одевалась, Лили внезапно прильнула к ней всем телом и быстро, но с искренней нежностью поцеловала в губы. Альтаир оцепенела: еще ни один мужчина не целовал ее с такой любовью. Лили немного смущенно смотрела ей в глаза и улыбалась.
— Благодарность тебе.
— Да… Хорошая благодарность.
Срединный мир встретил грязью дорог, скрипом колес на осях телег, многоголосьем столпившихся на перекрестках нищих. Пастухи гнали мулов через пустые пастбища; стояли полуразрушенные храмы с распахнутыми дверьми, а в воздухе хищно вились вороны, изредка пикируя, чтобы схватить объедок из руки зазевавшегося человека. Однажды ворон и прочих птиц стало слишком много, а кабину заполнил тошнотворный сладкий запах, от которого сморщились даже привыкшие ко всякому мужчины-попутчики. Вскоре из-за поворота появился и источник смрада.
Вдоль дороги на деревянных крестах были распяты десятки людей. Их окровавленные тела обмякли под тяжестью собственного веса; вороны выклевали их глаза, а мухи вились на сладком пиршестве, успевая откладывать личинки в загноившихся ранах казненных. Самым страшным оказалось то, что многие из людей были еще живы — они вяло шевелились, пребывая то ли в беспамятстве, то ли уже на пороге смерти.
— Господи, что это?! — взвизгнула Альтаир.
— Местные порядки, — буркнул ей в ответ Кьезон, — Казнокрады, насильники, убийцы: всех трибун вешает на крест!
— Римляне… — подытожил Зэмба. — Не в обиду тебе, Кьез, но ваши порядки иногда чересчур жестоки.
— Цезарь, — сказала вдруг Лили, и все оглянулись на нее с удивлением.
— Что «Цезарь»?
— Он вешал тоже. Но нечасто. Давал жить. Многим.
— Что она несет, Альтаир? — спросил Зэмба.
— Не знаю… Может, она жила во времена Цезаря?
— Тогда ей лучше помалкивать! В Истинном Медианне многие недолюбливают Цезаря, даже сами римляне. Говорить о нем следует либо плохо, либо ничего.
Лили промолчала.
Они приблизились к фермам на окраине обширного поселения, построенного на холме. Снизу текла река, бурная и широкая, раскинувшая свои воды от одного лесистого берега до другого, где возвышалась судоверфь с деревянными стапелями и несколькими промышленными зданиями. Сезарро притормозил у верфи.
— Ладно. Луций, на тебе машина, отгонишь ее. Кьез, Зэмба, пакуйте наших девочек и айда со мной на баржу.
Начался новый этап их путешествия, на сей раз по воде. Вечером они погрузились в рыболовецкую баржу, курсирующую вниз по течению реки. Альтаир и Лили досталась тесная каюта с одной кроватью. За одной стенкой храпел Кьезон, за другой Сезарро. Египтянка ехидно посмотрела на подругу, когда они готовились ко сну:
— Кровать тесный, спать будем в обнимку?
Уже ночью, когда они занялись любовью, Лили задала удивленный вопрос:
— Альтаир, я чувствовать себя так хорошо… И мои царапины, мои ушибы — ничего больше не болеть.
Девушка ласково погладила любовницу по щеке.
— Так будет каждый раз. Поэтому я необычная.
— Ты лечить людей любовью?
— Можно и так сказать… Каждый, кто переспит со мной, избавится от болезней и ран.
Лили помолчала, обдумывая сказанное.
— Это мир чудес?
— Мир злых чудес. Здесь всякое бывает.
— Знаешь, мне так хорошо, как с тобой, быть когда-то с одним человеком. Но это быть мужчина.
— И кем же он был?
— О, это быть великий царь. Он побеждать всех. А я быть царица.
Сказав это, она повернулась на бок и уснула.
За круглым иллюминатором проплывали берега срединного мира, окрашенные в лиловые вечерние сумерки. Альтаир впервые в жизни видела ночь. В Дорае никогда не темнело.