Вдова хмыкнула и села рядом, а гость принялся отправлять ложки с кашей одну за другой в рот.
— Куда идешь?
Федор не ответил — рот был занят — и только посмотрел на женщину. Заметил родинку на носу, разросшуюся как гриб до некрасивых размеров. Он смотрел так долго, что она отвела глаза в сторону и смущенно улыбнулась.
— Остаться тебе надо, — сказала вдова.
— Это зачем?
— Нельзя так жить. Не к добру это.
— А что к добру? — ответил Федор и кивнул в сторону иконы. — Это?
Вдова посмотрела на образ и перекрестилась.
— Господь — он все видит, все знает. Всех принимает.
Федор отправил в рот гречку и снова посмотрел на женщину.
— Что-то я в этом не уверен.
— Всех заблудших добротой своей согреть может. Простить.
Федор вздохнул и продолжил есть молча.
— Как зовут тебя?
— Федор.
— Помолюсь за тебя, Федор.
— Это необязательно. Уж извини, мать, не верю я в это.
Вдова укоризненно посмотрела на гостя, перекрестилась и вышла.
Гость доел кашу и только взялся за кастрюлю, чтобы навалить себе добавки, как вздрогнул от скрипнувшего откуда-то из заднего угла голоса:
— Ты так и не ответил на вопрос.
Федор резко развернулся и увидел седого старика в светлых мешочных одеждах. Старик сидел, прислонившись к стене, держал в руках чашку и имел такой бледный выцветший вид, что на фоне светлых обоев был почти незаметен.
— На какой вопрос?
— Куда идешь?
Федор вздохнул. В самом деле, куда он идет? Вопрос этот преследовал его уже много лет, но ответа так и не нашлось.
Старик встал и подошел к столу, поставил чашку, покрытую паутиной черных трещин, подвинул ее костлявыми пальцами дальше от края и повторил настойчивым голосом:
— Куда идешь?
— На войну, старик, на войну, — устало ответил Федор и нагреб в тарелку новую порцию каши.
— На войну… — повторил старик. — Так давно уж нет… никакой войны.
Он внимательно посмотрел на Федора, который поставил кастрюлю и с подозрением заглянул в выцветшие, маслянистые глаза старика.
— Есть, — ответил он и взял кувшин с молоком, — есть война. Кругом война.
— Вишь как, кругом война, — повторил старик, как будто усваивая. — Так может, только ты на ней и воюешь?
— Ну уж нет, старик, я не слепой.
— Не слепой, хех, не слепой. Все видят только то, что хотят видеть. Иногда не замечают обычных вещей. Или придумывают всякое. Поэтому и живут по-разному. Вроде бы и рядом, а далеко.
Федор покачал головой. «Еще один чокнутый дед», — подумал он и размешал горячую гречку в холодном молоке. Старик застыл на мгновение, а потом закряхтел, отчаливая в свой угол:
— И я не старик, и пуль у тебя нет.
— Что? Пуль? — возмутился Федор и обернулся на деда. — Пуль у меня нет?
— Пуль! — выпучив глаза, повторил бледный старец.
— А-а, — махнул на него Федор. — Иди уже, дедушка.
Дед вернулся в свой угол и затих. Федор доел кашу и вышел во двор. Дети подняли песочную пыль, которая легла рыжим налетом на его ботинки. Он постучал одним о порог, но не смог стряхнуть. Вторым стучать не стал, вышел на улицу и лениво осмотрелся. Все вокруг были заняты делами: курицы паслись в прорастающей траве, мальчишки нашли где-то мокрый, тающий снег и бегали с ним за визжащими девчонками, мужики по-прежнему таскали какие-то мешки, а бабы кудахтали у колодца.
Он прошел дальше и увидел церковь. Несмотря на свое насмешливое отношение к религии, в церкви он заходил почти всегда. Ему там нравилось — убранство, запах ладана, смешные, немного детские рисунки святых на стенах, отливавшие золотом кадила и мерцавшие перед иконами свечи.
Это была совсем небольшая церковь, Федор остановился и поднял голову на огромного человека, изображенного на рисунке в красном плаще. Посмотрел на его животик подушкой и ухмыльнулся:
— Храм Иисуса на сносях.
Федор постоял еще немного и вышел. Снятая перед входом кепка заняла привычное место, а деревня закончилась, обрываясь неровной дорогой в лысое поле, пока небритую щеку продолжала сминать застывшая ухмылка. С ней он вышел в поле, за которым начинался лес. Федор сделал глубокий вдох и улыбнулся. Деревенская жизнь не для него. Вот он — простор, свобода! Нет никаких скучных мешков с картошкой, толстых баб с уродливыми родинками, галдящих детей, бытовых забот и ненужных проблем. Куда он идет? Может быть, дедушка, лучше спросить «откуда»?
К вечеру он дошел до заброшенного завода, который уродовал поле гигантским бетонным скелетом. Будто от съеденного великаном кита, на поле остались только вросшие в землю ребра. Остальные строения по сравнению с ними выглядели детскими домиками. В одном из них возникла синяя вспышка и что-то хлопнуло. Рядом с Федором начала неторопливо наклоняться молодая подкошенная березка.
— А вот и вечеринка, — улыбнулся Федор и как подрубленный шлепнулся на землю. — Нет войны, значит?