МЕДИАНН №3, 2020

Женщина вздрогнула и зябко обняла себя за плечи.

— Я дала ему то, о чем он мечтает, и получила деньги, а теперь.

Черный фыркнул.

— Справляйся сама.

— Что? Да как ты…

Гостья повысила голос, но вовремя прикусила язык. Черный пропустил ее слова мимо ушей и снова подбросил косточки.

— Найди еще одну дуреху-девку. Пусть она выносит и родит, — он помедлил немного и ядовито добавил, — а потом отплати… достойно. Первую-то, небось, так и не сыскали в лесу?

— Какая разница! — разозлилась гостья. — Мне нужен был чертов ребенок, и я его получила! Я всегда получаю то, что хочу! А сейчас он сдох! И мне нужно его вернуть до того, как супруг вернется домой. Осталась всего неделя!

Она подхватила тряпье и закуталась в него, нервно комкая ткань побелевшими пальцами. Черный пару раз подбросил кости.

— Твое будущее слишком туманно и расплывается. совсем как озеро, взбудораженное илом. Советую отпустить кормилицу и дать ей денег, а то, неровен час, сбежит. А баба она трепливая, языком мелет, что помелом.

Он поднялся и повернулся спиной.

— Стой! — в отчаянии выкрикнула женщина и вытащила цепочку с темной монетой, выдрала цепочку, а монету швырнула на стол.

Черный поднес монету к глазам.

— Сотню.

— Совсем ополоумел? Где я тебе столько найду?

— Где хочешь, — пожал плечами старик.

— А если я… дам тебе кое-что взамен?

— Женщины меня давно не интересуют, — усмехнулся Черный.

— А книги? — гостья достала маленький потрепанный томик, украшенный витиеватыми символами.

Черный взял книжку и пролистнул ее. В глазах мелькнул интерес.

— Больше у меня ничего нет.

Черный вернулся за стол и задумался, то глядя на мертвого ребенка, то на книжку, то на монету.

— Нужно еще кое-что, — сказал он, — кровь за кровь, душа за душу. Чтобы что-то вернуть, надо что-то отдать.

Гостья кивнула и крикнула:

— Ксиня!

Дверь приоткрылась, и в жилище протиснулась худенькая девочка лет десяти, одетая в грязное поношенное платье.

* * *

Ксиня стояла на цыпочках, едва касаясь кончиком носа холодных ставней. На улице накрапывал мелкий дождь. Эта часть леса казалась гораздо темнее, чем та, которую они проезжали с мачехой. Тут не было ни свежести, ни зелени; только растущие повсюду поганки, сырость, лягушки да нахохлившиеся вороны.

В доме у старика пахло затхлостью, тленом и разложением. Ксиня подумала, что этот запах мог идти от ее мертвого младшего братика на столе.

Ксиня осторожно села на стул, стараясь, чтобы он не заскрипел. В углу на паутине копошился паук. Огромный! Интересно, сколько он ест? Если дать ему братика, он его сожрет? Если да, то надолго ли его хватит? Тут, наверное, не так много мух, чтобы бедный паук ел досыта.

Ксиня заметила лягушонка. Он сидел на пороге, видимо решая: упрыгать назад или задержаться. Ксиня решила за него. Она схватила лягушонка, треснула об пол, а затем подкинула к потолку. Первые два раза лягушонок с гулким шлепком падал вниз. Третья попытка увенчалась успехом — лапка зацепилась за паутину и паук, не веря своему счастью, бросился на жертву.

Послышался шум. Из задней комнаты вышел старик. Ксиня потупила взгляд, отошла к окну. Черный глянул на паука, хмыкнул и подхватил младенца.

— Сядь, — приказал старик.

Черный унес младенца, вернулся и расположился за столом.

— Знаешь, зачем ты здесь?

Ксиня подумала немного и медленно покачала головой.

— А как думаешь?

— Чтобы меня трогать? — равнодушно ответила девочка. Она вопросительно посмотрела на старика, мол, угадала или нет?

— Нет, — поморщился Черный.

Последнее слово было настолько же чуждым, насколько обыденно Ксиня его произнесла. Словно грязь на белоснежной карете.

— Тебя часто… трогали?

— Часто, — пожала плечами Ксинья, — в первый раз было больно, во второй неприятно, а следующие. были следующими. Елена Ивановна часто проигрывала меня в карты, а потом тайком отвозила друзьям на ночь. Елена Ивановна — моя мачеха.

— Да мне плевать, — грубо ответил старик.

Ксиня умолкла, водя пальцами по столу.

— Ты тут для того, чтобы умереть, — сказал Черный. Он ждал, что Ксиня заплачет, но она. просто кивнула.

— Ясно.

— Ты что, не расслышала? Ты скоро умрешь.

— Я поняла, — она посмотрела на Черного и с вызовом ответила, — я хорошо слышу! Будете бить?

— Зачем? — удивился Черный.

— Чтобы получить удовольствие, — Ксиня вздохнула, — люди часто получают удовольствие, когда мучают других. Я знаю.

Она задрала рукав грязного платья и показала несколько свежих шрамов.

— У мачехи очень жестокие и злые друзья. И они хорошо играют в карты, — зачем-то пояснила Ксинья. — Уже не болит, но неудобно, когда отвожу руку в сторону. Извините, вам, наверное, плевать.

Она вновь умолкла. Черный был немного сбит с толку, поэтому решил перевести разговор.

— Ты накормила Шестиглазого? — он указал наверх, где паук закутывал в кокон то, что осталось от лягушонка. — Зачем?

— Мне показалось, что он голоден, — тихо ответила Ксиня.

— А лягушонка тебе не жалко?

— Жалко. Но он сам виноват.

— А ты?

— Я? — она задумалась. — Я тоже виновата. Но паук был голоден. Он один, а лягушек на улице еще много.

— Почему же ты решила, что он один?