Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание

Ник получает сотни писем и телефонных звонков от людей, «похищенных» НЛО, критиков-циников и, что, возможно, самое главное, от сторонников теории заговора. Его метамедиа-вирусы работают, как и любые другие. Они находят трещины в коже нашей нынешней культурной парадигмы и пытаются добраться по ним до социальных вен и нервных окончаний. Эти трещины почти всегда образованы расхождением между тем, как работает система или парадигма, и тем, что происходит в действительности. Это расхождение может быть как реальным, так и видимым. Например, наиболее успешные вирусы СПИД-активистского подполья обнажают реальное расхождение между тем, что, как предполагается, должно делать FDA, и тем, что оно делает на самом деле. Напротив, вирус Росса Перо держался на видимом, но менее обоснованном расхождении между тем, чем, предположительно, должны заниматься избранные лидеры, и их реальными достижениями. Вирус НЛО, в его самой параноидной инкарнации, предполагает, что правительство Соединенных Штатов знает об НЛО и скрывает эту информацию; предполагает даже, что у правительства есть секретный ангар, в котором хранятся останки инопланетян и их разбившийся звездолет.

Что является причиной культурной трещины – настоящая функциональная поломка в общественной структуре или необоснованный страх заговора, – вопрос академический. Трещины – это видимые источники опасности, а видимые источники опасности, вне зависимости от их реальности, могут привести к судебным искам, черным спискам, смертным приговорам или даже войне. С точки зрения активистов метамедиа, карта наших коллективных культурных восприятий и есть реальность, и путешествовать по этой реальности нужно с помощью медиа. Странными аттракторами в этом обширном хаотическом ландшафте являются опознаваемые трещины, мертвые зоны нашей способности сотрудничать друг с другом. Это – лакуны коллективного проекта, который мы называем культурой, зияющие рецепторы, готовые к принятию медиа-вирусов.

Психическое телевидение

Метавирусологам, бороздящим эти предательские районы культурного океана, редко удается избежать расплаты. Родоначальник индустриальной музыки Дженезис Пи-Орридж все еще зализывает раны, полученные во время последней схватки с британской культурной полицией. Неспособный вернуться в родную страну из-за того, что теперь ее власти убеждены, что он и его жена Паула – пожирающие детей сатанисты, он гостит наездами у своего единомышленника Тимоти Лири, который в свое время тоже испытал сомнительное удовольствие культурной экспатриации, сидя в тюрьме в Соединенных Штатах. Как Лири подружился с Маршаллом Маклюэном (который посоветовал ему сражаться «в суде, обладающем реальной властью – в медиа») во время своего собственного судебного процесса, так и Дженезис теперь обратился к Лири за поддержкой и советом, как справиться с культурной иммунной реакцией на свою вирусную деятельность.

– Каждая культура создает свою иммунную систему, чтобы отторгнуть мемы, которые могут ее изменить, – Лири пытается успокоить Дженезиса. – Смотри, Аятолла Хомейни назначил награду в пять миллионов долларов за голову этого никому не известного парня, который написал что-то там на английском.

Дженезис отнюдь не в восторге, что его сравнивают с Салманом Рушди[121] . Он надеется, что его собственное творчество более провокационно. Дженезис дерзко и практически в одиночку познакомил западную культуру с «пирсингом», «трайбализмом» и жестким, «индустриальным» саундом. Тим ощущает его смятение.

– Посмотри на Генри Миллера, – говорит Тим, – которого весь мир считает одним из величайших американских писателей. Он не мог публиковаться в Америке, так как его проза была слишком сексуальной. Он описывал настоящие, материальные, сексуальные х… и п… Дэвид Лоуренс? Я помню, как контрабандой возил его книги в страну. Джеймс Джойс? Не забывай: когда «Вопль» Гинзберга был запрещен, внезапно начался этот суд в Сан-Франциско, и весь мир узнал про «Я видел гениев моего поколения»[122] , так что то, что Дуг называет «культурной иммунной реакцией», привлекает к тебе внимание.

Тим прикуривает сигарету и уходит в дом принять факс, оставив Дженезиса в заднем патио дома в Беверли Хиллз, откуда открывается вид на огни Лос-Анджелеса. Чуть выше по склону холма маячит печально известный дом Шэрон Тейт[123] , отбрасывая почти осязаемую тень – тень Чарльза Мэнсона, худшего «трипа» шестидесятых, чей «хелтер-скелтер» неопровержимо доказал опасность психоделической контркультуры для благосостояния общества. Жена Тима, Барбара Лири, была приглашена в ту ночь на вечеринку к Тейт, но в последний момент отклонила приглашение. Теперь в этом доме обитает необычайно успешная индустриальная группа «The Inch Nails» («Девятидюймовые гвозди»), играющая музыку вполне в духе основанного Пи-Орриджем «Throbbing Gristle» («Пульсирующего хряща») – прототипа всех индустриальных рок-групп.