Медичи. Крестные отцы Ренессанса

Рафаэль быстро сделался любимым живописцем Льва X, а в качестве нового архитектора собора Святого Петра он отошел от замысла Браманте — греческий крест с четырьмя проходами, — придав ему нынешнюю форму латинского креста с тремя проходами, сходящимися у центрального алтаря, под которым находится предполагаемая усыпальница Святого Петра; а сверху плывет купол — прямой наследник купола флорентийского собора работы Брунеллески. Иное дело, что наследник превосходит предшественника как размерами, так и барочным изяществом линий.

Лев X и куртуазный Рафаэль были близки по характеру, чего нельзя сказать о трудном в общении Микеланджело, с которым нынешний папа рос во дворце Медичи. Когда Лев X стал понтификом, Микеланджело все еще трудился над гигантской усыпальницей, предназначенной Юлию II. Впоследствии он назовет эту работу, отнявшую у него тридцать лет жизни, гигантской тратой времени и «трагедией мавзолея». По совету своего кузена кардинала Джулио де Медичи, Лев X заказал Микеланджело внушительную и строгую усыпальницу для Медичи, в семейной церкви Сан-Лоренцо. Так возникла капелла Медичи с куполом и парными скульптурами, символизирующими одна День и Ночь, другая — Рассвет и Сумерки. В целом же скульптурная группа должна была, по замыслу автора, представлять «время, поглощающее все вещи»; великолепные, хотя, быть может, несколько громоздкие, эти статуи насыщены той самой terribilita, которая характеризует лучшие работы мастера.

Но в общем, Лев X был скорее равнодушен к Микеланджело — как и к Леонардо да Винчи. По версии Вазари, он заказал Леонардо некую работу, но когда тот сразу же начал готовить лак и масляные краски, папа нетерпеливо воскликнул: «Чего можно ждать от человека, который начинает с конца?» После этого новых заказов не было, и Леонардо оказался занят лишь в одном грандиозном, но несостоявшемся проекте осушения Понтинских болот. Печально, но факт: Лев X, один из величайших покровителей искусств среди римских пап, был человеком, обладающим довольно примитивным художественным вкусом.

По давней семейной традиции он собирал рукописи и значительно расширил Ватиканскую библиотеку, которая до тех пор представляла собой жалкое подобие библиотеки Медичи дома, во Флоренции. Лев X обнаруживал глубокий интерес к классике и, подобно отцу, пописывал стихи; но главное, что он от него унаследовал, была страсть к демонстративным жестам, — хотя тут имелась и некая разница. Склонность Лоренцо Великолепного к излишествам предстает как блеск выдающегося ренессансного человека, это щедрость исключительной личности, стремящейся быть достойной гуманистического идеала. Лев X унаследовал множество отцовских свойств — амбициозность, интеллект, безграничную энергию; но в то же время в его характере в карикатурном виде сказались отцовские недостатки. То, что у Лоренцо выглядит как побочный эффект величия, у Льва X предстает как смешная экстравагантность. Он не только выглядел комичным, но часто и вел себя подобным же образом.

Его выходки стали притчей во языцех и обретали подлинно римский, имперский масштаб, чему, быть может, наиболее красноречивым свидетельством являются его гастрономические вкусы: больше всего он любил язык петуха. Лев X обожал пышные застолья, во время которых гостей развлекали певцы, клоуны, карлики-акробаты, даже турнирные бойцы; подавались же на стол дюжины блюд, каждое на новой серебряной или золотой тарелке. Иные смены блюд сопровождались целыми спектаклями: из пирогов вылетали соловьи, из пудингов выползали переодетые в херувимов мальчики. Как ни странно, никакой сексуальной подноготной в этих сценах не было. Лев X любил быть зрителем, но сам в спектаклях не участвовал. Он с восторгом хлопал в свои пухлые ладони при виде причудливо одетых гуляк, танцующих на маскарадах при свете тысяч свечей, и его совершенно не смущало то обстоятельство, что многие из этих танцоров в масках были кардиналы со своими куртизанками. А больше всего Лев X любил охоту, хотя как раз к ней-то он был совсем не приспособлен: умелый и бесстрашный наездник, он, увы, совсем не разбирал дороги, так что для него специально ловили сетью кабана и подтаскивали к нему, а Лев X, размахивая копьем, зажатым в одной руке и прижимая очки к подслеповатым глазам другой, добивал зверя.