Собор в Констанце станет крупнейшим общественным и политическим событием начала XV столетия, куда съедутся виднейшие деятели Европы. Здесь подающему большие надежды Козимо де Медичи представится возможность увидеть представителей всех ведущих международных банков и финансовых кланов — например, стремительно возвышающихся Фуггеров из Аугсбурга или купцов из таких далеких одна от другой стран, как Польша и Испания. Личные связи, возникшие в те дни в Констанце, скрепят далеко простирающиеся деловые взаимоотношения на долгие десятилетия вперед; там Козимо сумел познакомиться с иными капитанами коммерции, сами имена которых станут гарантией надежности векселей, кредитов авизо и иных банковских документов, образующих кровеносную систему возникающего в Западной Европе капиталистического мира. Тем не менее главной целью встречи в Констанце, о чем было объявлено на весь мир, оставалось ни больше ни меньше как определение — раз и навсегда — духовной роли христианского мира. Помимо разрешения Великой схизмы, Сигизмунд намеревался выжечь каленым железом иные доктринальные различия, возникшие внутри Священной Римской империи. С этой целью в Констанц, под личные императорские гарантии неприкосновенности был вызван богемский еретик Ян Гус, которому предстояло защитить свои раскольнические воззрения, включающие несогласие с папскими индульгенциями. В результате судебного разбирательства учение Гуса было признано неприемлемой ересью по не менее чем тридцати пунктам обвинения, и Сигизмунд повелел сжечь вольнодумца на костре, несмотря на данные им прежде личные гарантии. Затем собор обратился к рассмотрению аргументов, представленных тремя конкурентами: Иоанном XXIII, прибывшим из Рима, Бенедиктом XII, проделавшим путь из своей резиденции в Авиньоне, и Григорием XIII, чей бродячий двор странствовал по Северной Италии. Когда очередь дошла до Иоанна XXIII, ему пришлось с разочарованием убедиться, что предметом расследования стал его образ жизни при папском дворе, включая поведение его как папы лично. Помимо трафаретного упрека в ереси (каковой вполне мог стать весьма серьезным, как в случае Яна Гуса), он столкнулся с обвинением в убийстве своего предшественника папы Александра V и еще не менее чем с семьюдесятью другими обвинениями, хотя в конце концов шестнадцать из «самых неописуемых проступков были опущены, из уважения не к папе, но к общественным приличиям». О том, что это не эвфемизм, свидетельствует историк XVIII века Эдвард Гиббон: «Самые скандальные обвинения не были оглашены; наместника Христова обвиняли всего лишь в пиратском разбое, убийствах, изнасилованиях, содомии и кровосмешении». Дабы не выслушивать и далее перечень своих склонностей и деяний, папа Иоанн XXIII пообещал отказаться от престола — при условии, что и соперники последуют этому примеру. Затем он бежал из города, переодевшись лучником. Это не значит, что Иоанн XXIII потерял хладнокровие, напротив, с его стороны это был рассчитанный поступок: таким образом он хотел лишить собор полномочий, ибо в соответствии с церковной доктриной Вселенскому собору необходимо присутствие папы. Но Сигизмунду было не до подобных тонкостей, он распорядился продолжать заседания собора, а одновременно отправил солдат на поимку Иоанна XXIII, который был взят в плен и помещен в Гейдельбергский замок[1]
.Так Козимо остался в Констанце предоставленным самому себе. Он быстро осознал опасность своего положения и принялся готовиться к отъезду; в это время ему не только удалось уйти от преследователей, возможно, посланных императором, но и сохранить украшенную драгоценными камнями митру, которую папа Иоанн XXIII передал ему перед своим бегством. Неясно все-таки, была ли это та самая митра, под залог которой был представлен заем в 95 000 флоринов для уплаты долга неаполитанскому королю; если да, то, выходит, Иоанн XXIII в какой-то момент выкупил ее, рассчитавшись с банком. В «libro segreto» банка Медичи никакие трансакции с фигурирующей папской митрой не отмечены; возможно, они были слишком тайными даже для «libro segreto».