Медичи. Крестные отцы Ренессанса

Тем не менее вся эта щедрость основывалась на солидной банковской деятельности. Изучение отчетности банка Медичи показывает, что, используя самые современные и действенные финансовые механизмы, он в то же время избегал каких-либо новшеств в своей повседневной практике; среди сходных институтов он отличался, пожалуй, наиболее высокой степенью консервативности. Ни Джованни ди Биччи, ни Козимо де Медичи не придумывали новых методов или способов занятий банковским делом, предпочитая основываться на том, что было испытано другими и доказало свою эффективность. Это непременно следует иметь в виду, ибо только подобный консерватизм, ну и еще политическая структура, созданная Медичи, позволяли Козимо заниматься всем остальным. И чем бы это «остальное» ни было, он прежде всего оставался осмотрительным и в высшей степени проницательным банкиром. Единственный творческий элемент, который с завидным постоянством обнаруживает себя в его деятельности финансиста, это налоговые декларации; впрочем, это давняя традиция в итальянском банковском деле.

Пусть Козимо был консервативен в своих финансовых операциях, пусть он сознательно вел вполне скромный образ жизни и вообще предпочитал оставаться в тени, но при этом он удивительным образом мирился с самыми экстравагантными выходками своих протеже. Наиболее выразительно, быть может, об этом свидетельствует один случай из биографии его фаворита Донателло, человека весьма чувствительного. Как-то один купец из Генуи заказал ему, по рекомендации Козимо, свой бюст в натуральную величину, но, когда работа была закончена, платить отказался, утверждая, что художник запросил слишком много. Призванный в качестве арбитра Козимо велел отнести бюст к себе во дворец, где его поставили на крышу, у перил, так чтобы его можно было разглядеть наилучшим образом. Заказчик, однако, продолжал стоять на своем: с него берут слишком дорого, тем более что работа заняла у автора всего месяц и не может стоить более 15 флоринов. Услышав это, Донателло пришел в ярость и заявил, что он художник, а не ремесленник, которому платят почасно. И не успел никто встать на его пути, как он кинулся вперед и перебросил бюст через перила. Ударившись о булыжную мостовую, тот разлетелся на куски. Потрясенный случившимся, негоциант забормотал слова раскаяния и пообещал заплатить двойную цену, если Донателло сделает другой бюст, но тот и слышать ничего не хотел, несмотря на то что просьбу генуэзца Козимо — его друг поддержал от себя лично.

Как ни странно, Козимо мирился с такого рода поведением. Судя по всему, он стал одним из первых меценатов, кто признал неизбежность появления художника нового, ренессансного, типа. «Этих гениев, — говорил он, — нужно воспринимать так, словно они не из плоти сделаны, а сотканы из звездной пыли». Гуманизм породил новый подход к индивидуальности, ее начали воспринимать как органичную суть человеческой личности, никоим образом не зависящую от прихоти властителя. Пример Донателло свидетельствует об этом вполне красноречиво: его сложная, противоречивая натура невиданным доныне образом сказывалась в творчестве мастера. При этом парадоксальным образом в его характере сохранялась средневековая отрешенность, и он столь мало заботился о своем внешнем виде, что Козимо решил, что следует вмешаться. Дабы хоть как-то заставить Донателло привести себя в пристойную форму, он подарил ему красивый красный камзол и новый плащ в придачу. Несколько дней Донателло красовался в новом одеянии, но затем вернулся к своей рабочей куртке, и Козимо сдался.

При всем своем самолюбии, Донателло вообще-то весьма мало думал о деньгах; все заработанное он складывал у себя в студии в корзину и предлагал помощнику пользоваться, коли возникнет нужда в деньгах, ее содержимым, не спрашивая хозяина. Правда, взамен он требовал абсолютной преданности. Говорят, что когда один из подмастерьев ушел, Донателло гнался за ним до самой Феррары, угрожая самыми жестокими карами. Вполне вероятно, правда, что у таких историй есть некая подоплека: Донателло был гомосексуалистом, так что многие вспышки ярости, несомненно, порождались личными чувствами. Первое упоминание о нем в хрониках возникает в связи с дракой, которую пятнадцатилетний юноша затеял с каким-то немцем, и, если верить написанному, противник Донателло получил удар по голове тяжелой дубиной и едва не истек кровью. Год спустя Донателло ушел в Рим с Брунеллески, и эта поездка положила начало долголетней дружбе, нарушавшейся, впрочем, всяческими разрывами: Донателло в избытке получал оскорбительные стишки, но явно всякий раз вскоре забывал их.