Медичи

– Так вы знали, ваше преосвященство, что я сегодня буду находиться здесь? – с еще большим удивлением спросил Петруччи.

– Я слышал об этом, – заикаясь, ответил архиепископ, – и пришел сообщить вам еще, почтенный гонфалоньер, что его святейшество, желая оказать республике и вам особую милость, хочет взять к себе на службу вашего сына и, если вы согласны, отправить его посланником к регентше в Милан.

– Я не просил об этой милости, – отвечал Петруччи, все более удивляясь замешательству прелата, который боязливо посматривал на дверь, словно чего-то ожидая, – и сомневаюсь, чтобы мой сын сумел оправдать высокое доверие его святейшества, за которое я приношу почтительную благодарность. Позвольте мне поговорить с ним, а пока будьте добры сообщить мне о вашем поручении, чтобы я мог сейчас же, если нужно, созвать заседание.

Архиепископ опять пробормотал какие-то несвязные слова и снова тревожно посмотрел на дверь.

Снизу послышался глухой шум – заговорщики заметили, что они заперты, и попробовали изнутри взломать дверь.

Архиепископ встал и хотел выйти, но Петруччи быстро вскочил и раньше его прошел в приемную. Тут он увидел Браччиолини, собирающегося идти вниз, где шум все усиливался. В руке у Браччиолини был кинжал, и, услышав шаги Петруччи, он обернулся с угрожающим видом, но сильный и ловкий гонфалоньер вырвал у него оружие, схватил его за длинные волосы и повалил на пол.

– Держите архиепископа! – крикнул он оставшимся в зале чиновникам. – И вот этого негодяя… Это измена… коварная измена!

Архиепископ, пытавшийся убежать, был задержан и, несмотря на возражения и упоминание о своем высоком сане, заперт в соседней комнате.

Петруччи крепко держал за горло лежащего на полу Браччиолини, пока и того не заперли вместе с архиепископом. Потом гонфалоньер обнажил шпагу и поспешил вниз.

Стражники, не подозревая никаких враждебных намерений, отперли дверь, заговорщики вырвались, и началась дикая, неравная борьба, так как стражников было очень мало, а у чиновников не оказалось никакого оружия. Но они схватили, что попало и смело бросились на заговорщиков, которые не рассчитывали на сопротивление и были немало смущены исчезновением архиепископа. Стражники отворили наружные двери и стали звать на помощь прохожих, которые с ужасом останавливались, слыша шум в обыкновенно тихом и торжественном дворце синьории. Вдруг подъехал с солдатами Жакопо Пацци, крича:

– Свобода!.. Свобода!.. Смерть тиранам!

Окна стали открываться, люди собирались, но никто не отвечал на эти возгласы, а напротив, слышались проклятия, и несколько камней полетело в Жакопо и солдат.

Жакопо с отрядом остановился перед зданием синьории, считая, что все уже кончено и дворец находится в руках сообщников, но, увидев Петруччи, стоявшего у дверей, пришпорил лошадь и ускакал вместе с солдатами.

В то же время послышались громкие крики людей: «Палле! Палле!» – и проклятия Пацци.

Гонфалоньер из отрывистых слов очевидцев узнал, что в соборе совершилось предательство республики, что Джулиано убит, а Лоренцо ранен, вероятно, смертельно, а Пацци и архиепископ Пизы виноваты в этом неслыханном злодеянии.

– Сюда, сюда, друзья! – закричал Петруччи, размахивая шпагой. – Архиепископ здесь, Жакопо ускакал с наемниками… Идите очистить дворец синьории от проклятых убийц.

В толпе блеснули кинжалы и мечи, некоторые погнались, конечно, напрасно, за Жакопо, другие ринулись в синьорию. Началась дикая, отчаянная борьба, безнадежная для заговорщиков, так как напиравшая толпа все увеличивалась и все более ожесточалась от рассказов вновь приходивших об ужасах, происшедших в соборе.

– Мы требуем суда! – вопили некоторые прижатые к стене заговорщики, но Петруччи ответил им громовым голосом:

– Для предателей отечества и убийц нет суда! Вы осуждены… Вперед, друзья, очистите отечество от подлых негодяев!

«Палле! Палле!» – кричала толпа и со всех сторон напирала на заговорщиков, которые из-за тесноты уже не могли пустить в ход оружие. Началась невообразимая резня; скоро весь пол был покрыт содрогающимися телами, а если кому-нибудь из раненых удавалось выбраться на лестницу, то его догоняли, добивали кинжалами и спускали вниз по каменным ступеням. Никого из заговорщиков не осталось в живых, и толпа с проклятиями требовала отдать им архиепископа.

– Ему также не уйти от справедливого возмездия, – сказал Петруччи, спокойно стоявший на лестнице. – Идемте!

В это время снова раздался оглушительный рев под порталом. Петруччи оглянулся и увидел, что несколько человек ломятся во дворец, неся на плечах окровавленного полуодетого человека.

По его знаку народ расступился, и пришедшие подошли к Петруччи.

– Благородный гонфалоньер, – сказал высокий, крепкий мужчина, – мы принесли коварного убийцу нашего дорогого Джулиано. Он подло скрылся, но мы нашли его в постели, в поганом доме Пацци.

И они бросили окровавленное тело к ногам Петруччи.

С трудом поднялся Франческо Пацци. Его ночное белье было изорвано в клочья, волосы растрепаны, они закрывали мертвенно-бледное лицо, кровь текла из раны на ноге.