На 4-й хирургии конференция опять застопорилась. Там поступал какой-то сложный гнойник. Хирург, докладывая, сильно волновался, что-то мямлил, так, что никому ничего слышно не было. Тихомиров несколько раз переспрашивал. Потом начал задавать вопросы. Ничего, на взгляд Нади, особо каверзного в них не было, на половину она и сама бы точно ответила. Но мямля совсем струхнул, растерялся и долго собирался с мыслями. Ему на помощь пришёл заведующий, но профессор теперь так легко не отпускал, задавая дополнительные вопросы, этот раз очень сложные. Аудитория начала шуметь. Разговор на сцене уходил куда-то в сугубо теоретическую область и терял актуальность. Тем более, что посланец уже вернулся из рентгенкабинета и стоял в дверях с мокрой «брюшной полостью» на рамке. Его уже все увидели и смотрели только в его сторону, не обращая внимания на профессора.
Тихомиров увидел это и сам, отпустил 4-ю и пригласил Игоря на сцену. Зал моментально затих, абсолютно все взоры устремились туда. Сидевший до сих пор неподвижно Крамаренко занервничал, несколько раз шумно повернулся на стуле. И лицо, и шея его стали багроветь, хотя он изо всех сил старался этого не показывать. Клинический ординатор пристроил снимок на экране негатоскопа- это такой прибор типа лампы дневного света, предназначеный для изучения рентгенограмм в его лучах.
Всеволод Викентьевич встал с места, сам воткнул вилку в розетку и щёлкнул выключателем. Экран засветился, и на снимке стало видно всем переплетение кишок, чередование белых и тёмных пятен. Наде с заднего ряда было плохо видно, да и не ориентировалась она в снимках. Зато Булгаков изо всех сил вдавил в переносицу дужку очков, сощурился и максимально вытянул вперёд шею. Зал громко загудел. Многие привстали.
–Итак, кому непонятно, – зазвучал ровный голос Тихомирова, – показываю. Вот уровни жидкости. Вот две чаши Клойбера. Вот основная масса бариевой взвеси, скопившаяся перед препятствием. Вот паретичная петля двенадцатиперстной кишки. Всем видно? Я думаю, на этом можно закончить. Вопросы? Что, нет вопросов? Да, полагаю, всё ясно по этой больной. В одиннадцать – обход во 2-й хирургии, – возвысил он голос.– Приглашаются все желающие. Всё, товарищи, расходимся по рабочим местам…
Зашумевшая во весь голос масса хирургов и студентов повалила на выход. На заднем ряду все встали и терпеливо ждали, пока освободится проход.
–Слышь, – тихо спросила Надя у Булгакова, – а что такое «чаши Клойбера»?
–Стопроцентный рентгенологический симптом кишечной непроходимости, – ответил тот. – Там плохи дела, Крамаренко-то «зевнул непроход». Больную ещё при поступлении «брать» надо было…
–Так там что – всё же непроходимость? И не диагносцировали?
–Она самая. Тихомиров ещё по его рассказу заподозрил. А обул-то Михалыча как! Как пацана. Хоть тот двадцать лет работает. Вот так- фирма веников не вяжет…
-25-
После столь бурно прошедшей конференции Аркадий Маркович собрал обе свои группы. Быстренько сделал перекличку. Присутствовали все. Судя по лицам, взбудоражены. Да, умеет Всеволод Викентьевич произвести эффект. Дешёвый эффект…
–Так, доктора…– привычно начал Самарцев.– Во- первых, по поводу этой кишечной непроходимости…
Он помедлил. Лица студентов были обращены к нему тревожно. Что делать? Тихомиров- его руководитель. Но и так больше нельзя. Сегодня он топчет Крамаренко, а завтра? Сколько можно отмалчиваться…
–Вот такое это коварное заболевание, – решился он, поправив пальцем очки.– Встречается очень и очень часто, но распознаётся с трудом. Иной раз даже специалистами со стажем. Я думаю, что те, кто присутствовал на конференции, вынесли сильное впечатление. Настороженность всегда должна иметь место, и это наглядно показывает, насколько трудна и ответственна работа хирурга. Это один аспект. Второй…
Самарцев снова помедлил. Он ещё никогда не позволял себе высказывать разногласия с шефом. Тихомиров был слишком крупной величиной, чтобы хоть посметь усомниться в его всегдашней правоте. Правоте во всём. Да, диагност он мощный, но нельзя же так обращаться с коллегой. Его высокомерные штучки в многолюдной аудитории совершенно нетерпимы. Иллюзионист, старый циркач. Как говорится, доколе? Ведь сегодня ещё и обход. А там этот огнестрельный… В конце концов, ведь плюрализм…