Мединститут

– Давно, в детстве, – поморщился Антон. – Народу много, душно. Кроме метро, ничего не помню. Меня ещё в автоматах защемило, я потом заикался две недели. Родители даже к логопеду меня водили…

Маргарита усмехнулась.

– Ну, хоть лестницу-чудесницу повидал, и то хорошо. На всё остальное смотреть, конечно, не стоит…

– Ещё паровоз помню, на котором гроб Ленина везли, – добавил Антон.– Мороженое там вкусное, «Лакомка» за 28 копеек. Дед мне тогда целых четыре купил, не сразу, а за весь день. Я до того мороженого никогда не ел. А вы любите такое?

Она хмуро кивнула.

– Так вы выпишитесь оттуда – делов-то. А здесь, в общаге разве не пропишут? По-моему, это вообще элементарно.

Маргарита не ответила, курила молча. Лицо её вдруг стало строгим, холодным и чужим. Булгаков не осмелился повторить вопрос. Он общался с нею раза четыре, и всегда находил Ломоносову прекрасной собеседницей. Она была проста в разговоре, легко его понимала и очень любила хирургию. Но едва речь касалась её прежней жизни в Москве и всего, связанного с этим городом, Маргарита моментально замыкалась, комкая разговор и дистанцируясь максимально. Это обижало. В таких случаях лучше всего было уходить, что Булгаков и решил сделать после следующего куска рыбы.

Из комнаты донесся какой-то звук. Хозяйка моментально вскочила и бесшумно кинулась туда. Булгаков слопал ещё кусок, вытер губы салфеткой, не удержался, слопал ещё один. Вернулась Маргарита, открыла холодильник, достала оттуда молочную бутылку с каким-то бурым раствором.

– Пить просит,– озабоченно сказала она. – Кажется, снова давление подскочило, как бы не пришлось вызывать «Скорую». Сейчас дам ему адельфан и боярышник. Нельзя ему алклголь, ну совсем нельзя.

Она ушла, занялась мужем. Через несколько минут снова вернулась. Лицо её стало очень печальным.

– Сам разделся, лёг, уснул, – сообщила она. – Сто шестьдесят на сто десять. Что ж это будет, Антон? Он ведь раньше почти совсем не пил, только в последний год начал. И чем дальше, тем чаще. Что мне делать? Обещаний уже не беру, ему пообещать утром ничего не стоит, а вечером прийти в грязь… Действительно ведь спивается. Сдал за последнее время сильно. А мне ведь 28 только…

XVII

«На экране кровь и всяческие ужасы. Я в таких местах со страху закрываю глаза. Неужели есть люди, которым это нравится?» Правы зрители, протестующие против такого «искусства». Ведь авторов увлекает изображение кровавых сцен как самоцель»

_{(Советская печать, октябрь 1986 года)}

Насколько Булгаков знал историю отношений пожилого хирурга и красавицы-анестезиолога, познакомились те лет пять назад в стенах того самого таинственного НИИ, о котором широкая общественность ничего не должна была знать. Виктор Иванович Ломоносов тогда возглавлял большой отдел, имел в подчинении множество врачей, постоянно оперировал- насколько Антон понял, он специализировался на органсохраняющих операциях при огнестрельных и минно-взрывных ранениях, считался высококлассным и редким специалистом, его часто вызывали в другие клиники.

Он ездил в командировки в «горячие точки», в том числе в Анголу и Никарагуа, в группе военных советников, оперировал и там, преподавал молодёжи. Лучшего поприща для талантливого и амбициозного хирурга нельзя было и придумать. Он жил в «центре» в большой квартире, был женат и имел детей. Активной общественной работы не вёл из-за занятости, но членом КПСС являлся и членские взносы выплачивал регулярно.

Маргарита Церех закончила 1-ый Медицинский институт с отличием, с «красным дипломом». Она была активной комсомолкой все годы учёбы, на пятом курсе вступила в партию, посещала СНО по анестезиологии и реанимации, читала доклады, словом, всегда была в авангарде. Весь институт знал и любил «Марго», которую все называли только по имени. Она дважды выезжала в соцстраны – в Болгарию и в ГДР, один раз в составе студенческого интернационального стройотряда, другой раз с докладом на международную студенческую конференцию. Эта утончённая, всегда уверенная в себе девушка была словно создана для того, чтобы представлять свой институт, свою Москву, всю великую страну победившего социализма.

После интернатуры в Институте Склифософского её по спецнабору взяли в «почтовый ящик» и назначили в подразделение Виктора Ивановича. Он оперировал, она проводила наркозы и выхаживала его больных в реанимации. Ломоносов, как и всякий мощный хирург, всегда питал слабость к женскому полу; это было предосудительно, но на небольшие «зигзаги» с операционными сестрами начальство, товарищи по партии и «первый отдел» смотрели снисходительно, если не было официальных «сигналов». Но не увлечься Маргаритой, не увлечься по-настоящему, потеряв совершенно голову, ему не удалось…