Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Ощутив это, мы узнаем и в чем наше будущее. Он есть будущее человечества и будущее мира. Только теперь мы отчетливо осознаем, что люди думают о будущем совершенно превратно. Они надеются на будущее или страшатся его. Мы же должны созидать будущее! История Лазаря способна помочь нам в размышлениях о будущем. Повсюду мы видим гроб и болезнь, ведущую к смерти: в народах и в мире физическом, в судьбе отдельного человека и в воззрениях времени. И повсюду перед гробом стоит Христос. Нам необходимо лишь вслушаться, вчувствоваться — и тогда из Него выступит новый мир. Мир этот не придет сам собою, он придет из «Я есмь» Христа. Но это «Я есмь» прорвется и может прорваться в старый мир только через наше «Я есмь». Тем самым наше отношение к будущему изменится, станет необычайно активным и героическим.

Отныне мы видим, как нам нужно работать, чтобы обрести правильный взгляд на будущее — во всех его деталях и в великой целостности. Само собой это не придет. Наши самые сильные внутренние впечатления не столь сильны, чтобы из них все создалось само собой. Мы должны задействовать нашу волю. Можно, конечно, и отказаться от этого, но тогда мы неизбежно остановимся в самом начале. Одна женщина мне так и сказала: «Когда христианство требует от меня любви к моим врагам, оно для меня сразу кончается». И тем не менее приобретается все более тонкое ощущение, что «христианину» никогда и нигде не позволено думать о будущем «подобно язычникам», что христианство должно присутствовать во взгляде, каким мы смотрим на мир. Причем мы не сыплем походя библейскими изречениями и не просто «вверяем будущее Богу» — это магометанство, но еще не христианство. В нас присутствует воля Христова, что присутствовала при гробе Лазаря. И сама земля повсюду есть именно тот гроб. Высокое и праздничное чувство охватывает нас, когда внутри нашего существа, стоит только свету Христову озарить тьму нашего будущего, обретает избавление еще какая-нибудь частица мира. Мы непосредственно ощущаем, как шаг за шагом происходит «охристовление». Надо лишь все время следить, как из «Я» Христа, из Его сокровеннейшего жизненного центра струится — нет более подходящего выражения — могучий новый мир, и тогда мы конкретно узнаем, что такое «Новый Иерусалим» и как он возникает. Подобно тому как в атоме заключена целая солнечная система, так и в нас, в нашем заново становящемся «Я», присутствует этот «Новый Иерусалим».

В таком христианстве уже не может быть раздвоенности, оно не может более уповать на великие мировые катастрофы, меж тем как в сокровенности, в «Я», происходит великая катастрофа, великий переворот, и точно так же оно не может ожидать потустороннего, меж тем как это потустороннее настает посреди посюсторонности.

Если мы вновь посмотрим на Восток и на Запад, невозможным становится и мировоззрение, желающее избавить человека от мира смерти (на Востоке), тогда как Христос есть воскресение в «Я»; и точно так же невозможно мировоззрение, согласно которому жизнь кончается тепловой смертью (на Западе), тогда как Христос есть жизнь, исходящая из «Я». Порой во время медитации у нас будет возникать ощущение, будто в нас живет чистая радость воскресения. Все наполнится музыкой воскресения, словно в нас самих ликуют ангелы над разверстым гробом. Тогда только мы начинаем догадываться, что есть в действительности Пасха и в сколь малой степени человечество пока воплотило в жизнь христианство воскресения, о котором ведет речь Евангелие от Иоанна.

Перейдя к следующему изречению Христа: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин., 14: 6), мы вновь видим перед собою один из самых могущественных Его глаголов, над которым можно медитировать всю жизнь. Особенно знаменательны обстоятельства, в каких были произнесены эти слова. Фома говорит Христу: «Не знаем, куда идешь; и как можем знать путь?» Примечательно, что этот Фома, о котором позднейшая легенда рассказывает, что он стал апостолом Индии, всем складом своего характера сродни индусам. Он очень сильно чувствует обреченность смерти (Ин., 11: 16). Он — меланхолический мечтатель и скептик, жаждущий видеть (Ин., 20: 25). И здесь он вместо нас вопрошает о «пути», подобно тому как индусы на протяжении тысячелетий вопрошали о «пути», подобно тому как в наше время, каждый по–своему, вопрошали о пути Сундар Сингх и Ганди. Слова, какими Христос ответил на вопрос Фомы, содержат многозначительные указания на «миссию» в Индии, которые, пожалуй, не поняты по сей день. Будда указал путь. Но слова «не знаем, куда идешь» справедливы и для него. Когда его спросили, что есть нирвана, он промолчал. «Об этом Просветленный ничего не открыл» — гласят индийские тексты.