Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Полагают, к примеру, что тихие часы не следует выискивать вне работы, но в самой работе следует примечать мгновения ясного самосознания. И тогда не надо выбирать какие-то слова из какой-то книги, а достаточно вникать в мысли, на которые наводит сама работа. Все это в известной мере тоже во благо, и философ или писатель, наверное, могут этим удовлетвориться. Но рабочему или домохозяйке этого недостаточно. По логике вещей из этого совета следует, что надо отказаться также и от всякой регулярной утренней молитвы и ждать в течение дня момента, когда что-нибудь побудит нас к ней. Кажется, нечто в этом роде говорил Иоганнес Мюллер: мол, молитва может быть настоящей, только когда она — естественный ответ на сообщенное нам божественное откровение. Продолжая данное рассуждение, можно прийти и к выводу, что более нет нужды в особом месте или особом времени для богослужения, ведь можно совершать его в любом месте и в любое время, и вообще все «должно совершенно естественно» вырастать из самой жизни.

В сущности, здесь обнаруживает себя все та же переоценка жизни внешней в противовес внутренней и все та же переоценка идущих извне возбуждений в противовес изнутри действующей воле, которую мы расцениваем как главную опасность нашего времени, которую и намерены побороть нашими рассуждениями о медитации, ибо мы полагаем, что именно от нее человечеству грозит гибель. Если мы станем принимать в расчет лишь те мысли, которые сами собой приходят за работой, в повседневной жизни, то у большинства людей мысли эти окажутся весьма скудными. Было бы огромной потерей и редкостной глупостью отказаться от всего, что добыто человечеством на протяжении его великой духовной истории. Но мы можем и по своей свободной воле поставить эти достижения великой человеческой истории в средоточие нашего духа, усваивая их таким образом гораздо основательней, нежели при беглом прочтении, прослушивании или размышлении. Сколь однобоко — руководиться в жизни только внешним, совершенно не заботясь о том, что может вести нас изнутри. Однако же к внутренним способностям принадлежит и наша способность познавать духовные законы, с которыми мы можем сообразовываться (как, например, закон утреннего часа, ритма, повторения), и то, что нам дано постичь силу особых часов для литургии, и то, что в нас есть воля, благодаря которой мы в состоянии свободно, по собственному почину, обращаться к горнему миру. Да и молитва, хоть она прежде всего есть ответ на откровение, может все-таки возноситься из внутреннего мира как свободное деяние, не имеющее какого-либо внешнего повода. Все это, разумеется, может происходить неестественно, деланно, насильственно. И существование этой опасности неизменно придает упомянутым предостережениям известную силу, благодаря которой они внедряются в души людей. Но в основе их лежит недостаток опыта в сфере сокровенных духовных законов и недостаток осознания необходимости много больше прежнего работать ныне изнутри, а главное — поставить волю на службу духу. Таким образом, поступательному движению препятствуют и крайний индивидуализм, культивируемый протестантской религиозностью, и пассивность религиозной жизни, унаследованная от прошлого, и материализм, недостаточно интенсивно противопоставляющий внешней жизни жизнь внутреннюю. Прогресс же заключается в осознании, что духовная жизнь имеет собственные законы и возможности, которые не обнаруживаются сами собой в обыденных занятиях, что от гибели нас спасет лишь достаточно энергичная забота о внутренней жизни и что в настоящее время следует в первую очередь пробудить свободную волю и превратить ее в орган божественного. Чем выше поднимается человек, тем меньше он руководствуется в жизни внешним водительством, место коего заступает внутреннее водительство высшего «Я», черпающего свои цели и законы из духа.

Прежде всего это касается воскресения, которое теперь тоже надобно воспринимать по–новому. Раньше людям просто сообщали весть о воскресении Христовом. И это непосредственно воздействовало на жизнь их чувств и воли. Ныне, с одной стороны, поколеблена уверенность в библейском благовестии. Люди подвергают сомнению историческую достоверность библейского сообщения. С другой стороны, связь между представлением, чувством и волей в человеке уже не столь живая и непосредственная, как раньше. Приходится преодолевать много больше препятствий. Именно в отношении высочайшего нам должно работать над собой сознательнее и целеустремленнее, нежели людям минувших времен.