Медицинская шарага (СИ)

Еще в самом начале, когда он был трезв, Леня понимал, что многие останутся ночевать, поэтому нужно было немедленно занять хорошее место. А хороших мест было всего два, — как и две спальные комнаты, где было по одной кровати.

Это происходило само собой, вроде и можно остановиться, но внутренний голос говорит, что нужно продолжать, поскольку, когда еще выпадет такая возможность? Возможно на следующей пьянке, но до нее еще нужно дожить. До этой были хорошие шансы не дожить, поэтому хотелось ухватиться за момент. Ухватиться за девчонку из группы.

Кровать была мягкой, пружинистой.

Леня боялся сделать Герде больно, ему было страшно, что он все может испортить. Но только, чего тут портить? Студенты смотрели друг на друга, улыбались, нежно покусывали друг другу губы.

Герда чувствовала на языке вкус сладкой крови из губы Лёни. Он осторожно лег рядом с ней, чуть ли не оказался над ней. Она гладила его широкую спину, пыталась прижать его к себе, но он, Леня, упирался руками о кровать, нависал над Гердой.

Может, это правильно, что Леня не дает себе разойтись так, как мог бы, возникла мысль в голове Герды. Он не испытывает к ней чувств, а эти поцелуи, которые могут длиться всю ночь напролет, — гипноз нескольких рюмок водки. Герда смотрела на Лени и не видела того, чего хотела. Не было влюбленности, было лишь желание, которое парень держал в себе. Оно в нем было всегда, в каждом парне есть тайник, где лежит целая куча материала, связанное с девушками, с каждой из них. Разные по хронометражу, по качеству, по сценарию, по всему. И часто, почти никогда, эти грезы не сбываются. А у Лёни, думала Герда, есть возможность, но он не отваживается реализовать ее. Он знает, что это неправильно во всех смыслах.

Леня едва мог разглядеть лицо Герды в темноте. Только слабый, голубоватый свет просачивался через окно. Он целовал Герду в губы, ласкал ее тонкую, нежную шею. Ему очень хотелось большего, но нельзя, он не станет так поступать потому, что он не такой.

Он поймал на себе взгляд Герды. Взгляд девушки завораживал, говорил о многом, что сама Герда не рассказывает. Девушка провела ладонью по щеке Лёни, вцепилась пальцами в затылок и притянула к себе.

Парень чувствовал, что не может себя контролировать. Он хочет дать себе свободу, которую Герда вытягивает из него.

У «Леч Д» был большой костер, который они разожгли ближе к полуночи. Все едва держались на ногах, но никто не хотел заходить в дом. Все стояли вокруг огня, смотрели, как маленькие, оранжевые искры взлетают в воздух и угасают, смешиваясь с ночным, звездным небом. Допивали из горла вино и шампанское, разливали оставшуюся водку по одноразовым стаканам и закусывали шашлыком.

Женя стоял ближе всех к костру, в одной руке у него была бутылка красного вина, которую ему дал Руслан, чтобы тот опустошил ее. И понятно, почему. Все знали, но никто об этом не говорил, зачем в лишний раз давить на больное? Во второй руке был портрет, который развевался на ветру. Женя и сам не мог понять, зачем взял его с собой. Ему было одиноко, он чувствовал, как пустота селится в нем, обустраивает все так, чтоб ему, Жене, было трудно засыпать, было трудно думать о чем-то более важном. А портрет только утяжелял ношу.

Женя смотрел на Костю и Милану, то, как они были счастливы, влюблены. Костя укрыл девушку пледом, просунул ей стакан с шампанским. Женя представлял себе, как он мог бы стоять так же с Пелагеей. Он напился, чтобы не думать об этом, но вместо этого чуть не начал писать бывшей.

Но я ему не позволил.

Мне нравился костер, он рос на глазах, грел нас всех в эту прохладную июньскую ночь. И честно признаться, даже такое, пусть и скромное, торжество было лучше, чем весь выпускной вечер. Мы угрохали мало денег, а у нас было практически все, что было у меня год назад. Музыка, еда, медленный танец, чувство одиночества в шумной компании. Я свыкся с этим, и просто улыбался, глядя на огонь. Пожирающий все, что попадется ему на пути.

Я видел, что Женя сжимает портрет Пелагеи. Это был хороший портрет, нарисованный талантливо, с любовью к человеку, который изображен на холсте.

Руслан сказал мне принести начатую бутылку водки из дома. Пошел и вернулся с бутылкой в одной руке, и текстами, которые были записаны в ежедневники, — в другой.

Отдав Руслану бутылку, я подошел к Жене. Его словно зомбировало пламя, так он пристально смотрел в него. Он там ничего не увидит. Но я решил ему помочь.

При нем, при всех своих одногруппниках, которые были на пьянке, я бросил первую стопку текстов в огонь. Костер вспыхнул дюжиной ярких языков, которые принялись съедать все, что было мной написано. Стихия, коварная, убивающая тебя мучительной смертью, медленно расправлялась с переплетом дневников.

Я не чувствовал печали, что бросил три года своей жизни в огонь, как и ощущения пустоты. На месте всего этого появилась свобода в голове.

Женя посмотрел на меня, я поднял бровь, мол, вперед, ты же хочешь этого!