— Он хотел, чтобы я передал сообщение.
— Ты чё, сука, упоролся?! — завопил Игнат Альбертович, окончательно выходя из себя. — Ты почему не грохнул его?! Твою мать, какое еще, в задницу, сообщение?!
— Вот это…
Борис выхватил из-за пазухи свой «макарыч» и наставил ствол на своего босса.
— Боренька, ты что, совсем ох… — Штырь не успел договорить, потому что пистолет в руках Дерзюка дернулся, выплевывая искры и раскаленные пороховые газы. Пуля ударила прямо в грудь, отчего авторитет судорожно прижал к месту ранения руки и рухнул на пол, пятная красным только недавно вернувшийся из химчистки ковер.
— А-а-а-х-х-р-р… — Штырёв захрипел, выплевывая кровь из пробитого легкого и корчась на толстом ворсе, — что за… Б… Бор-ис… какого хрена ты твори… — Но грохот выстрела снова прервал его на полуслове. На правом виске авторитета появилась аккуратная дырочка, а позади его головы расплескалось буро-красное месиво.
Прибежавшая на звуки выстрелов братва застала в кабинете совсем уж неприглядную картину. На полу, раскидав содержимое черепной коробки, в совершенно жалкой позе лежал их босс, а над ним возвышался Боров, один из его приближенных, почти что правая рука. Тот, с кем Штырь вышел из пекла девяностых и кого всегда держал возле себя.
Заметив пистолет в его руке, бандиты мигом повытаскивали свое оружие и попрятались за углами, не рискуя соваться в кабинет.
— Боря, чё за х…я?! Это ты босса кончил, муфлон?! Бросай ствол, а не то мы тебя тут положим!
— Ничего ты, шнырь, мне не сделаешь.
— С хрена ли?!
— Не успеешь.
Дерзюк приставил «макарыч» себе к подбородку и под десятком шокированных взглядов без лишних слов нажал на спусковой крючок.
Вылетевший из него фонтан крови и мозгов достал аж до самого потолка, забрызгав изысканную лепнину густыми красными ошметками. Глухо стукнули облепленные волосами осколки черепа по деревянной столешнице, и грохнулась на пол неподвижная здоровенная туша. В кабинете московского авторитета наступила почти абсолютная тишина.
—
Связь разорвалась, и я открыл глаза, сидя на кухне одной из своих конспиративных квартир. По мне тайфуном прошлись ощущения последних мгновений пародии на жизнь, которые испытал труп Борова, находясь под моим контролем. На автомате я потрогал свою голову, убедился, что в ней нет непредусмотренных природой отверстий, и только после этого позволил себе немного расслабиться.
Очень реалистично… хруст костей в черепе, пробиваемых пулей, теперь будет преследовать меня в кошмарах до конца моих дней.
Встав со стула, я вышел на балкон, чтобы вдохнуть немного прохладного ночного воздуха. На моем счету было уже три мертвеца, одного из которых я забил голыми руками. Бориса я убил своей Силой, повторив прием, которым пытался в подвале прикончить Штыря, остановив ему сердце. С моим разросшимся резервом это удалось как-то пугающе легко… а уже руками покойного Дерзюка отправил на радугу и самого Штыря.
Разыгранное при свидетелях самоубийство должно было отвести любые подозрения от меня, если вдруг какая-нибудь светлая голова попытается увязать смерть авторитета и мой с ним недавний конфликт.
Что же я теперь ощущал, взвалив себе на душу груз убийств среднестатистического серийного убийцы? Сложно сказать. Пока моей жизни грозила опасность, я не позволял всевозможным рефлексиям по этому поводу одолевать мои мысли. Но теперь, когда дамоклов меч больше не нависает над моей головой, переживания навалились с новой силой, катком давя сознание и вытесняя из него все остальные мысли.
Да, разумом я понимал, что вариантов у меня было не особо-то и много, что я лишь защищал свою жизнь, и выбор у меня был «либо я, либо они». Но от этого осознания почему-то не становилось легче. Однако если я задавал себе вопрос, поступил бы я иначе, будь у меня возможность повернуть время вспять, то не находил на него однозначного ответа. Упёртый садист Штырёв просто не оставил мне другого выбора. Да и в целом я сделал этому миру только одолжение, что избавил его от такой мрази.
Кто бы мог подумать, что безобидный спарринг в «Воине» закончится тем, что на моей совести повиснут три трупа, двоих из которых я еще и осквернил после смерти, сделав послушными марионетками…
Опираясь на перила балкона, я уже готовился к тому, что перебинтованные запястья вновь прострелит болью, однако так ее и не дождался. Ненадолго отвлекшись от самокопания, я начал разматывать наложенные только минувшим днем повязки. И когда на пол упал последний виток бинта, я с удивлением стал рассматривать побагровевшую вздутость грубого шрама, который еще сегодня был глубокой раной, рассекающей плоть до самой кости.
Пошевелив пальцами, я отметил, что их подвижность теперь тоже в полном порядке. По крайней мере, особой разницы я не заметил с тем, что было до моего пленения. Невероятно… значит, я правда могу восстанавливаться, убивая других? Боже… да что же это за дьявольщина свила во мне гнездо?!