— Лукреция всегда была прелестной дурочкой. Не сразу догоняла простейшие вещи. Однако это ей шло. Немножко певичка, немножко танцовщица, чуть-чуть стриптизёрша. Куриные мозги, но длинные ножки и грудь третьего размера. А какая заводная она в постели!.. Сейчас таких не делают. Всю жизнь был от неё без ума.
— Мистер Брасс, я вас услышал. Засим разрешите откланяться.
— Стойте! Джек, у меня для вас есть ещё один вопрос. Мою платёжеспособность вы знаете. Я в недоумении и прошу, чтобы вы мне помогли.
— В чём дело, мистер Брасс?
— В причине смерти. На похоронах произнесли много приятных слов и торжественных речей, но все они сводились к тому, что я умер от инфаркта.
— В вашем возрасте это вполне возможно.
— В моём возрасте я завязывал узлом каминную кочергу, ходил в собственный тренажёрный зал, и каждую неделю меня осматривал личный врач. Я умер во вторник, а в понедельник доктор распинался о великолепном состоянии моего здоровья. Плохо помню сам момент смерти, но когда пришёл в себя в таком… не совсем живом состоянии, решил было, что подстрелен снайпером. Или… не знаю… оторвался тромб…
— Мистер Брасс, не могу сказать ничего определённого — после гибели вы в прекрасной форме, физические повреждения отсутствуют. Во всяком случае, я их не вижу. Не сочтите за комплимент, но стоит сказать, что смерть вам даже к лицу.
— Приятно слышать. Джек! Брось всех этих «мистеров», я простой человек, всю жизнь занимавшийся придумыванием способов изъять лишний медяк у ближнего своего. Зови меня как близкого приятеля — Вилли. Вообще это противоречит кодексу, придуманному мною же для себя самого. Но дело пахнет приличными деньгами.
— Буду рад нашей дружбе… Вилли.
— Джек, скажи честно: сколько мне здесь осталось?
— Обычно умершие уходят вскоре после похорон. Некоторые задерживаются до девятого дня. Изредка те, кто пытается доделать земные дела, покидают нас на сороковой день. Иногда духи задерживаются и дольше, но тогда их держит здесь что-то важное.
— Сорок дней? Маловато! Мне кажется, что меня убили. Давай я отдам тебе то, что хотел оставить жене, а ты выяснишь настоящую причину моей смерти.
— Как? Едва ли мне дадут прочитать свидетельство о смерти совершенно постороннего человека.
— Не нужно быть таким наивным. Если знать, кому позвонить и сколько дать на лапу, копию свидетельства о смерти вместе с протоколом вскрытия привезут, куда скажешь.
— Но я не знаю, к кому обратиться…
— Джек, не морочь голову. Ты не нежная фиалка, а вот такущий кактус с огроменными шипами. Доставай блокнот и записывай по пунктам. Сначала — в банк за деньгами, потом — звонок моему знакомому судмедэксперту затем — поездка в рыгаловку, где я с ним обычно встречался. Запомни: разговариваете без посторонних, только вдвоём, и ты ничего не платишь до получения документов. Итак, пиши…
Если смотреть беспристрастным взором, то в ночном кладбище нет ничего романтичного, как, впрочем, и пугающего. Интересного тоже ничего нет. Те же, что и днём, дорожки, оградки, склепы, надгробия, эпитафии. Люди, приходящие сюда после заката за чем-нибудь эдаким, чаще всего сами настраивают себя на тревожный лад, могилы тут ни при чём.
Сегодня утром, и такое бывает, покой мёртвых почти не тревожили скорбящие посетители. Зато по центральной аллее степенно прохаживались два призрака. Новичка, Вилли Брасса, наставлял местный старожил. Своё имя он не называл — то ли забыл, то ли из каких-то высших соображений.
— Вы, батенька, ещё совсем неопытны, а потому ещё толком не осознали главного: жить — это хорошо!
— Так мы же умерли!
— Да! Умерли. Но! Пока не ушли ТУДА, имеется шанс вернуться к жизни. Мне это удавалось дважды.
— Но как?!
— Признаюсь, первый раз я был несколько тороплив. Смог влезть в тело пьянчуги, заснувшего на могиле умершей жены. О! Это было восхитительно! Конечно, при жизни мне не нравились грязь, вонь, боль, но после стольких лет пребывания в посмертии они показались мне прекрасными! Но я, так сказать, не справился с управлением, упал и свернул себе шею. Это получилось так изысканно!
— Ну… Не знаю…
— Откуда вам это знать? Проведите здесь хоть пару десятков лет! А вот второй раз я не допустил оплошности — просто лежал в луже и наслаждался жизнью.
— Тоже пьяный?
— Нет. Наркоман. Их победить сложнее, зато и острее чувствуешь мир.
— Что произошло потом?
— Долежал до утра, тогда меня нашёл сторож и вызвал скорую. К сожалению, тело было слабое, лужа холодная, и к вечеру тело умерло.
— Короткая получилась жизнь!
— Да, согласен, совсем недолгая. Но каждая секунда стоила года призрачного существования. Я заметил, вы общаетесь с медиумом? Сразу вас хочу предупредить: будьте крайне осторожны. Ваше имя ему известно?
— Да.
— Это плохо. Очень плохо. Зная истинное имя, он может заставить вас сделать всё, что ему будет угодно.
— Истинное имя? Прозвище?
— Кого интересуют наклеенные ярлыки? Истинное имя — это имя, данное вам обрядом. Родовым, семейным или, на худой конец, названное при крещении.
— А! Вот вы про что! Признаться, я многие годы жил по чужим документам. Так получилось.