Аленка отчаянно замотала головой. Голос Жреца журчал, будто ручей, и сознание почти поддалось («Не гипноз? А по-моему, самый натуральный. Не робот, не кукла… но и не человек».). Письмо ей помогло – тот конверт с идеально сфабрикованным её почерком. Оно будто жгло руку.
– Плевать мне на ваше могущество и на вашу секту, – глухо сказала она. – Я уезжаю домой, сегодня же.
– Боюсь, что не выйдет, – с милой, чуть виноватой улыбкой ответил Жрец.
– Да-а? – Глаза её озорно блеснули. Тело само подобралась в мгновение ока – знакомое приятное ощущение собственной исключительности (прав ведь был, гад). – И что же вы сделаете? Позовете своих волкодавов? Или сами попробуете?
Письмо. Она ощутила ярость – мозг ещё додумывал что-то, а мышцы уже, подстегнутые, сами пришли в движение. Говоришь, ниндзя? Проверим. Она взвилась с места, подобно мощной пружине, в заученном броске. Пяткой в переносицу… Сдвоенный удар «Лапой леопарда» по болевым точкам… Завершающий тычок напряженными пальцами в солнечное сплетение, а там – открытое окно, сад… Свобода!
Жрец плавно взмахнул рукой, и мир вдруг перевернулся. Аленка больно ударилась плечом и локтем (голову как-то успела сберечь, выучка сказалась), попробовала вскочить на ноги, да так и осталась лежать – раздавленная, беспомощная… И злая до ужаса.
– Все равно вы меня не убьете, – выплюнула она. – Побоитесь. Я же такая дорогая игрушка, вы в меня столько вложили…
– Помилуй, – спокойно удивился он. – Разве я о чем-нибудь подобном говорил? Я просто отправлю тебя в одно путешествие… На машине времени, в прошлое. Никогда не каталась? Могу устроить. Я маг все-таки.
– В древний мир? – угрюмо спросила она. – Чтобы меня там сожрала какая-нибудь горилла?
– Да ну, – отмахнулся Жрец. – Всего лишь на полтора года назад. И ты сможешь забыть, как страшный сон, и меня, и поездку сюда, и «Белую кобру»…
Она стояла на тротуаре. Мощенная булыжником улица спускалась вниз, к реке, к старому причалу. Было пусто. Неяркое солнышко приятно щекотало загорелые плечи и стройные ножки в изящных греческих сандалиях. Дорогу перегораживал золотозубый качок с гипертрофированными мышцами. В сером «мерсе» сидел парень в малиновом модном пиджаке и с противной наглой ухмылкой.
– Ну, и куда же мы без мамочки?
Аленка зажмурилась изо всех сил. Она не хотела верить, но. факт оставался фактом… И рука золотозубого была вполне настоящая – с толстыми пальцами, похожими на сосиски. Кажется, она должна была закричать… Или нет?
И улица, самое главное – улица была пуста, никто в клетчатой рубашке не маячил вдалеке, у дома с синей калиткой…
– Давай её в машину. Развлечемся маленько. На лицах у обоих был азарт и бешенство. Желанная добыча! И – полная безнаказанность, она была беззащитна перед этими слюнявыми рожами… Перед потными руками, лихорадочно срывающими с неё одежду… Беззащитность. Тело, мгновенно ставшее чужим, а выучка, позволившая бы разделаться с уродами, придет позже, через полтора года… И придет ли? Нет Артура, а её просто затолкают на заднее сиденье иномарки, отвезут в ближайший лесочек…
– Не-е-ет!
– Кричал кто-то?
Женщина посмотрела на Колесникова уже совсем без зло бы и недоверия.
– Показалось. Хотя, может быть, и нет. Теперь тут лихие люди сплошь и рядом. Страшно.
Он все-таки заставил её немного поесть – крошечную плошку риса, лепешку, кусочек вяленой рыбы, то, что нашел в разгромленной лавке неподалеку. В её глазах промелькнуло что-то вроде благодарности. Она поплотнее закуталась в рваное одеяло и подсела ближе к жаровне с красными потрескивающими угольками.
– Они убили его, – тихо сказала женщина.
– Твоего мужа? Нет, – мягко возразил Игорь Иванович. – Он умер сам. По-моему, у него было слабое сердце.
– Все равно. Сначала его обвинили в сговоре с убийцей. Обещали четвертовать на площади как изменника. Он пытался доказать, что это не так… Не виноваты же мы, в самом деле, что этот человек оставил свою лошадь именно в нашей конюшне!
– Ты имеешь в виду молодого монаха?
– Ну конечно. Он показался мне таким… безобидным. Мой сын был бы сейчас, наверно, похожим на него.
– У тебя был сын?
– Она кивнула.
– Он умер совсем маленьким. Не было дня, чтобы я его не вспоминала, не молилась Всемилостивому за его душу… А в тот вечер, когда убили нашего правителя, мне вдруг показалось, что Кьятти опять пришел ко мне. Я расплакалась, а муж за это накричал на меня…
– Твоего сына звали Кьятти?
– Кьят-Лун, Легкий Ветерок. Кьятти я звала его, когда он был совсем маленький. Я подумала: неужели тот монах мог совершить такое злодейство? Он же ещё мальчик… И его старый учитель показался мне достойным человеком…