Медиум

Он чуть не задохнулся от волнения. Вот оно, то самое! Он поразился, до чего же въедливо «стоп-кадр» отпечатался в Машином сознании. Все эти лица. Она их явно не выдумала. Она не могла их выдумать! Дубовый стол, опрятные немецкие занавески на окнах, тарелки, развешанные согласно европейской традиции. Молодой Басардин ковыряет ложкой в консервной банке, он чему-то ухмыляется. Урбанович – а это точно он, тонкие черты лица, ястребиный нос – увлеченно повествует, энергично жестикулируя. На столе нехитрая снедь, небрежный силуэт бутылки. Третий офицер сидит, откинувшись на стуле, он словно бы дремлет, но ухо повернуто к рассказчику, из щелочки выглядывает глаз. На нем капитанская форма, четыре маленькие звездочки, у него обычное немного вытянутое лицо, выступающий острый подбородок. Это не Белоярский, дед Марии смотрит на все происходящее, он не может быть персонажем набросков. Это не ротный Дягилев, ротный в тот час отсутствовал по уважительной причине…

Ну почему никому не пришло в голову спросить у Басардина, с кем они пили? Басардин бы вспомнил офицера, но он был уверен, что тот безвылазно проспал в машине, пока они куролесили в замке…

Он пристально вглядывался в лицо персонажа. Он знал это лицо. Он видел его совсем недавно. Острый подбородок, суженные глаза, смотрящие пытливо, с прищуром, прижатые к вискам маленькие уши – вряд ли их размер отражается на способности слышать и слушать…

Он знал этого человека. Но этот человек не был старым. Сын? Возможно. Отцовские гены оказались очень сильны. Мать, как говорится, отдыхает. Кто же он такой? Вадим закрыл глаза, напряг память, начал перебирать всех живых и мертвых, с кем в последнюю неделю посчастливилось встретиться.

– Замрите, Вадим Сергеевич, – прозвучал вкрадчивый голос, – Для вас же лучше не делать резких движений.

Он открыл глаза. Какого дьявола он их закрыл и отключился?! Проспал все на свете! Майор Одиноков, держа у поясницы пистолет, поднялся на второй этаж. То ли уши заложило, то ли чекист умел ходить, не касаясь твердых поверхностей. Он уже наверху, сделал два лисьих шага, встал, посмотрел по сторонам. А вот теперь заскрипело. Вторым поднялся следователь Старчоус, глянул на Вадима болотными глазами, улыбнулся. Не самая располагающая на свете улыбка…

Отчаяние захлестнуло. Он сам виноват. У этих добрых людей нормальная рабочая интуиция. Поймав объект на выезде из города, уже знали, куда он направляется. Дорожка для Гордецкого проторенная. Кретин сидел за рулем, прижался тесно, как к бабе, объект заметил слежку, сменил направление. Идиотов высадили на Весенней, а сами покатили на Приморскую, прибыли раньше Вадима, засели… да хотя бы в беседке!

Одно непонятно – как они выследили объект. Почему сразу не убили…

– Вы удивлены и расстроены, Вадим Сергеевич, – тихо сказал Одиноков, – Не надо так, право…

– Вы здесь один? – зачем-то спросил следователь.

– Молчит, – с театральным вздохом констатировал чекист, – Боюсь, вы не понимаете всей сложности положения, Вадим Сергеевич.

Он подошел, протянул руку – отнюдь не за рукопожатием. Выхода не было, Вадим отдал рисунок. Одиноков отошел подальше, недоуменно поводил глазами по нарисованному.

– Что это?

– А вы не знаете? – Вадим не узнал своего голоса.

– Даже не догадываюсь.

Что-то было не так. Лицо четвертого офицера никоим образом не совмещалось с майором Одиноковым и следователем Старчоусом. Не пора ли включать интуицию?

– Что это? – продублировал вопрос Старчоус. Он подошел к коллеге, глянул из-за плеча.

– Послушайте, Гордецкий, – раздраженно сказал Одиноков, – Нам не доставляет удовольствия извлекать вас из-под земли и лицезреть ваши выкрутасы. С тех пор как вы стали объектом охоты, вы попили немало нашей крови. Рассказывайте все, что знаете. Что это? – он потряс листком.

– А зачем вам? – глупо спросил Вадим.

– А затем, чтобы найти преступника, нейтрализовать его банду и воздать всем по заслугам, – бесцветно вымолвил Старчоус.

– Мы, кажется, догадываемся, кто это может… – Одиноков не договорил. Листок в его руке дрогнул, он словно прозрел, поднес его к глазам, начал всматриваться. Хищная ухмылка озарила суровые черты прирожденного чекиста, – Боже правый, а ведь я не ошибся…

Переоценка ценностей не состоялась. Прозвучал сухой щелчок, за ним другой. Старчоус рухнул, как подкошенный. Майор Одиноков задержался в этом мире. Злобно выстрелил глазами, качнулся, сделал шаг, чтобы выровнять баланс, но ноги подкосились, он покатился под стеллаж…

Держась за перила, не издавая никаких звуков, на второй этаж поднялся полковник Баев. С пистолетом.

Мир поплыл перед глазами. Вадим попятился. Полковник поднял пистолет. Дырочка в глушителе показалась удивительно маленькой, как в нее пулька-то пролазит?…

Полковник колебался, опустил пистолет. Похоже, временем он пока располагал.

– Сядьте, Вадим Сергеевич. Держите руки на коленях.