— Тогда почему ты совершаешь такие поступки, по которым о тебе можно так думать? Разве мы этому тебя учили с матерью? Разве так воспитывали?!
— Я… я не знаю, отец… все не так просто…
Далхан еще какое-то время хмурился, неодобрительно посматривая на сына, но в итоге сдался. И как он мог поступить иначе, это ведь его родная кровь.
— Хорошо, я клянусь, что ни слова не скажу матери, но только при условии, что ты мне расскажешь все без утайки.
Парень вздохнул и начал нелегкий для него рассказ. Делиться своими поражениями всегда трудно, а уж если ты не чувствуешь за собой правды, то и того тяжелей.
— Сегодня мне позвонил начальник, и сказал, что один человек избил наших друзей, и его следует за это проучить…
— Начальник? — Отец сжал челюсти так, что аж хрустнули зубы. — Ты все еще работаешь на этого серба? Ты же сказал, что больше не станешь с ним иметь дел?!
— Так и было! Сначала… но он платит хорошие деньги, больше мне нигде столько не заработать, поэтому мы вернулись к нему.
— Он использует вас, как бандитов! Вы решаете его скользкие проблемы, рискуя не вернуться домой к родным! Я тебе уже говорил, что это кончится либо тюрьмой, либо, не допусти Аллах, сырой землей! В конце-концов, это недостойно мужчины, быть чьей-то пешкой!
Сын вскинулся, почти переходя на крик.
— Почему ты так говоришь?! Разве ты сам не воевал, так же будучи пешкой в чужих руках?!
В глазах Далхана вспыхнуло гневное пламя. Он с силой схватил сына за подбородок, не заботясь о том, что может причинить ему боль, и прорычал ему в лицо:
— Я воевал за свободу своего народа! А ради чего ты, мой сын, пошел на такое? Ради денег, как последняя блудница?!
Аббас дернулся от этих слов, как от пощечины. Он вывернулся из крепкой отцовской хватки и отвернулся к стене.
— Уясни для себя разницу между нами, сын. Я терпел над собой господина, помимо Аллаха, потому что так велел мне мой долг. Потому что в этом нуждался мой народ, а вместе с ним ты, твоя мать и твои братья. И мне не стыдно за это. Я буду смотреть в глаза предкам с гордостью. А тебе, Аббас, всего минуту назад было совестно поднять на меня взгляд.
Они помолчали некоторое время, пока сыновье благоразумие и уважение к родителю не взяло верх над его упрямством.
— Ты прав… — парень спрятал лицо в ладонях, — ты всегда прав, отец.
— Я надеюсь, это не просто слова, надеюсь, ты действительно их осознал. Продолжай, Аббас.
— Да… в общем, началь… серб ехал за этим человеком и постоянно звонил нам по телефону, говоря куда ехать. Потом, когда мы встретились на дороге, оказалось, что мы плетемся за какой-то дорогой машиной.
— Так этот человек действительно избил твоих друзей?
— Да. Братьев Гумеровых и Сулимата.
— Один? Троих?
— Так они сказали…
— И за что?
— Я не знаю точно…
Далхан горестно вздохнул и покачал головой. Его сын уже такой взрослый, а ведет себя как задиристый мальчишка. Иногда Мержоев даже жалел, что разрешил Аббасу заниматься борьбой в детстве. Это, конечно, закалило его, сделало крепче и сильней, но, в то же время, испортило, как человека. Чувствуя за собой силу, он не использовал ее во благо, а только искал повода ее применить.
— Эта дорогая машина заехала в какой-то переулок, а мы следом. Когда мы въехали туда, то увидели, что нас встречает этот самый человек. Без страха, без паники. Он просто стоял и ждал, когда мы к нему выйдем.
— Сколько вас было?
— Всего двенадцать, вместе с сербом. Но он не дрался.
— Двенадцать на одного…
В голосе Мержоева отчетливо звучало откровенное неодобрение, но он не стал развивать эту мысль дальше.
— Потом мы все встали напротив него, а он просто смотрел как будто снисходительно, как на детей. Я кричал на него и оскорблял, но этот человек не реагировал. Тогда мы бросились на него сперва вчетвером… а дальше я потерял сознание.
— Этот человек избил вас голыми руками?
— Да. Сначала, по крайней мере. Но в конце, как говорят, он достал пистолет.
— Он был вооружен?!
— Ну да. Но не настоящим, а травматическим.
— То есть, у него изначально было оружие, но вас он одолел просто в рукопашной?
— Так и было, отец.
Далхан призадумался. В том, что сын говорит правду, он не сомневался. Ему доводилось видеть таких людей на войне. Сильные, желающие изведать свой предел или даже перешагнуть его. Опасные…
— Знаешь, Аббас, мне кажется, вам очень повезло, что вы не пострадали серьезно.
— Не пострадали? Отец, посмотри на меня! И мне еще повезло! Ты не видел других — Умерчику этот мерзавец сломал скулу! У него теперь просто вмятина на лице! А сербу он вывернул обе руки и переломил в локтях! А еще… — парень еще только начал перечислять, как досталось остальным участникам драки, но стушевался под строгим взглядом отца и замолчал.
— Вы напали на человека больше чем вдесятером, а мерзавец он? Я правильно расслышал тебя?
Аббас промолчал, но Далхану и не нужно было ничего слышать.