Медиум с Саутгемптон-роу

Рэдли слегка покраснел. Ему редко приходилось сталкиваться с неприятностями – по крайней мере, в делах Питта, не привычного к политическим дебатам и к неожиданным подножкам и ударам оппозиции. Вероятно, Джек не учел, что допросы подозреваемых во многом сходны с парламентской работой – оценка уклончивости ответов, изучение скрытого смысла мимики и жестов, предвидение ловушек и засад…

– Какие вопросы? – спросил политик. – Ирландское самоуправление обсуждается уже несколько поколений. Эта проблема по-прежнему не решена, хотя Гладстон упорно старается найти благоприятные решения. Однажды его уже пытались осадить, и на мой взгляд, если он будет упорствовать, то это определенно будет чревато для него потерей голосов, но никому не под силу заставить его отказаться от этой борьбы. Хотя, Бог знает, попыток было достаточно… – Его лицо печально скривилось. – Реже спорят о самоуправлении Шотландии… или Уэльса.

Питт поразился:

– Самоуправление Уэльса? – недоверчиво переспросил он. – И у них есть сторонники?

– Немного, – признал Джек, – так же, как и у Шотландии, однако проблема все же есть.

– Но, наверное, это не может повлиять на выборные места от Лондона?

– Может, если кандидат начнет настаивать на их решении, – пожал плечами Рэдли. – В сущности, вообще говоря, большинство протестующих людей географически удалены от нас. Лондонцы склонны считать, что всем должен править Вестминстер. А чем больше власти дается, тем больше ее хочется.

Ирландский Гомруль дебатировался уже десятилетия, и Томас решил пока не заострять на этом внимание.

– А что еще?

– Восьмичасовой рабочий день, – мрачно ответил Джек. – Самый животрепещущий вопрос – по крайней мере, на данный момент, – и я не вижу ничего равного ему. – Он взглянул на Питта с легкой озабоченностью: – В чем дело, Томас? Заговор, чтобы сбросить Старика?

Это было прозвище, которое уже давно закрепилось за Гладстоном.

– Ему не раз приходилось переживать подобные нападки, – добавил Рэдли.

– Нет, – быстро отозвался Питт, – явно ничего не затевается. – Ему хотелось бы открыть Джеку всю правду, но он не мог сделать этого как ради благополучия свояка, так и ради своего собственного. Он должен быть совершенно чист – никакого злоупотребления доверием, подкупа избирателей и нечестной предвыборной борьбы.

– С каких пор это начало волновать Специальную службу? – скептически бросил Джек, слегка отклонившись к спинке своего стула и случайно развалив локтем стопку книг и бумаг. – Им надлежит заниматься анархистами и террористами, особенно фениями. – Он нахмурился: – Не надо пытаться обмануть меня, Томас. Я предпочел бы, чтобы ты посоветовал мне подумать о моих собственных делах, а не ограничивался лживыми увертками.

– При чем тут увертки? – ответил Питт. – Дело затрагивает борьбу за одно конкретное место; и пока, насколько мне известно, нам не грозят ни ирландцы, ни террористы.

– Тогда почему ты? – спокойно сказал Рэдли. – Это как-то связано с осуждением Эдинетта? – Он имел в виду процесс над убийцей, так разъяривший Войси и «Узкий круг», что они, решив отомстить Томасу, добились его увольнения с Боу-стрит.

– Косвенно, – признал полицейский. – Ты практически дошел до точки, с которой тебе лучше заниматься своими делами и не лезть в чужие.

– Что за место? – с безупречным спокойствием спросил Джек. – Я не смогу помочь, оставаясь в неведении.

– Ты в любом случае не сможешь помочь мне, – прозаично возразил Питт. – Кроме как сведениями о насущных проблемах и вероятными предупреждениями по поводу тактики. Жаль, что в прошлом я не уделял особого внимания политике…

Рэдли вдруг усмехнулся, правда, с явным оттенком самоиронии.

– Так же, как и я, когда задумываюсь о том, каким незначительным может оказаться наше большинство!

Томасу захотелось уточнить, насколько надежно место самого Джека, но он решил, что лучше выяснит это в другом месте.

– Ты знаешь Обри Серраколда? – спросил он.

Теперь его свояк выглядел удивленным.

– Да, на самом деле я знаю его довольно хорошо. Его жена дружит с Эмили. – Он озабоченно нахмурился: – В чем дело, Томас? Я готов многое поставить на то, что он приличный человек, честный и образованный, и решил заняться политикой, чтобы служить нашей стране. Он не нуждается в деньгах и не стремится к власти как к таковой.

Сказанному следовало бы успокоить Питта, но вместо этого он представил человека, не подозревающего об опасности, которой тот не заметит, пока не станет слишком поздно – причем даже тогда он мог не распознать врага, поскольку его натура будет недоступна пониманию Серраколда.