Медленная проза (сборник)

– Дальше проезда нет, – сказал он. – Я здесь буду стоять. А вы пройдете по набережной направо метров пятьдесят, ресторан там. Модест должен быть уже на месте.

Я вышел на набережную. Как и не уезжал. Ресторан, который мне назвал Модест, был тот самый, где я сидел с Леной и Володей. Но Модеста в загородочке не было. В зале – тоже нет.

– Вы не от Модеста Алексеевича? – подскочил ко мне официант. – Он задерживается, просил извинить. Ваш столик снаружи. Можете заказывать все, что хотите.

– Да. Коньяку граммов пятьдесят и кофе.

Я хлебнул коньяка. Закурил. Дневной жар сходил быстро. Осень. Ветерок прохладный. Но еще тепло. В метре от меня вышагивали отдыхающие, над ними шевелились ветки низких кустистых сосен. С моего места видна вся набережная, половина порта и бухты. Шествие озвучивалось меланхолической композицией Филипа Гласса из ресторанного динамика над моей головой, – чистая прозрачная музыка, в которую вплетены голоса птиц, шум ветра и плюханье волны, заглушающие сейчас для меня настоящее море. Мне нравятся сконфуженно-развернутые плечи и гордо поднятые головы девушек и парней, проходящих мимо моего кресла в партере, независимость и сосредоточенность двух старушек, застрявших в потоке, – они обсуждают экстрасенса, практикующего в конце набережной. Как если бы, нырнув и долго пробыв под водой, я наконец вынырнул и глотнул воздуха.

Я не сразу заметил странность в поведении людей на набережной. Гуляющие притормаживали у парапета, образовывались кучки, явно незнакомые люди обсуждали что-то общее. Я проследил их взгляды.

Вначале я увидел на пустом пирсе отгороженную от публики металлическим заборчиком группу мужчин, человек пятнадцать-двадцать. Очень уж отдельно они стояли. По-чиновничьи элегантные костюмы, кейсы и папки. Милицейские и еще какие-то мундиры.

А потом, проследив направление взглядов уже из этой группы, я увидел небольшое судно, примерно в километре от берега идущее в бухту на буксире. Судно сопровождали пять или шесть катеров.

Оба официанта тоже стояли под декоративной арочкой ресторанной загородки. Один из официантов оглянулся и крикнул кому-то в помещение ресторана: «Идет!», и из зала выбежали женщины в халатах.

Я развернулся к официантам:

– Что там?

– Летучий голландец… Не слышали? Вчера вечером на рейде встало судно, а утром перестало выходить на связь. Там сейчас четыре трупа и больше никого. Ни одного живого человека.

– Как это?!

– Перестреляли. А кто, зачем и почему, естественно, никто не знает.

– Говорят, что убитых двенадцать человек, – вмешалась буфетчица.

– Кто говорит?.. До чего ж вы, бабы, кровожадные, – усмехнулся официант. – Менты сказали, четверо.

Судно уже стояло неподвижно. Два катера вплотную подошли к борту судна, и оттуда в катера спускали какие-то ящики.

– Что-то перегружают. А вон видите, – официант кивнул на пирс, – сколько начальства собралось: таможня, милиция, прокуратура. Ихние люди с обеда на судне.

С коротким взревом к пирсу подошел катер, и мужчины, не теряя выправки «прочих официальных лиц», начали спускаться в катер.

На секунду ослабив взгляд, я увидел напротив ресторанчика, на скамейке у парапета, сидящим спиной ко всей этой тревожно-волнительной суете Рыжего, того самого «отдыхавшего» культуриста. На коленях развернутая газетка, поза расслабленная. Встретившись со мной взглядом, он чуть улыбнулся, качнул головой и отвернулся.

Толпа у парапетов постепенно вырастала, закрывая обзор, но мне уже не нужно было смотреть туда. Главное происходило на самой набережной.

Из переулочка с ювелирным магазином на углу выходила группа мужчин. Их внешность и манера держаться не оставляли никаких сомнений. Они шли небольшой плотной толпой, как бы укрывая сердцевину. Но я сразу же увидел знакомую кепочку на самом низкорослом из них. Они прошли вдоль спин сгрудившихся людей на свободное место и остановились в нескольких метрах от меня. Я не отрывал взгляда от затылка Клима.