Медленная смерть

— Видите ли, — объяснял Дон Пембертон, — наша работа построена на контаминации. Берём готовые бытовые объекты и создаём из них аранжировки в привилегированном пространстве арт-галереи, соединяя две чуждые реальности. В результате мы имеем конфронтацию между двумя дискурсами, столкновение, которое ниспровергает оба. Как сказал Лиотар[5] в «Состоянии постмодерна»…

— Смотри, — вмешалась Пенни Эпплгейт, указывая через всю галерею. — Этот ублюдок, Джок Грэхем.

— Я видела обзор, который он написал на вас в «Art Scene», — влезла Эмма Карьер. — Надо сказать, отвратительно. Вы вроде бы хорошо ориентируетесь в философии. С его стороны нечестно называть вашу работу и идеи незрелыми.

— Я собираюсь пойти и облить его вином, — объявил Пембертон. — Это научит ублюдка уважать «Эстетику и Сопротивление»!

Дон протиснулся сквозь толпу и, в конце концов, оказался в двух футах от марксистского арт-критика. Махнув рукой, Пембертон успешно опорожнил содержимое своего фужера в лицо Грэхему. Писатель замахнулся на художника, но очевидцы растащили их прежде, чем в ход пошли кулаки. Карен Элиот пропустила эту стычку, потому что весь вечер была занята общением с коллекционирующими искусство миллионерами и популярными критиками.

Когда доктор Мария Уокер поднималась на лифте на двадцать третий этаж Фицджеральд-Хаус, её мысли поглотила предстоящая постельная сессия с Джонни Махачем. Стоило врачу постучаться в дверь, и вот Ходжес уже приглашает её в квартиру и ведёт прямиком в спальню. Из мебели там стояла двуспальная кровать, ковёр под цвет и ещё что-то мелкое. В пределах видимости не валялось ни одной шмотки, встроенные шкафы позволяли скинхеду сгребать туда весь бардак. Кроме набора гирь в углу и будильника на полу, ничего не говорило о том, что в комнате живут.

— Спартанская обстановочка, — прокомментировала Мария. — Анонимно, как в комнате отеля!

— Мне так нравится, — рыкнул Джон. — Жёстко и сердито.

— Я предпочитаю, чтобы секс был жёсткий и быстрый, — надула губки Уокер.

— Ну, тогда, — сказал Ходжес, раздеваясь, — стягивай трусики.

Мария, не теряя времени, обнажилась, и через пару секунд доктор и пациент вовсю тискались в кровати.

— Ты вся течёшь! — заметил Джонни, забираясь правой рукой между ног Уокер.

Ходжес поработал средним пальцем в дырке Марии, потом вытащил его и принялся размазывать любовный сок по её клитору. Он охватил губами её рот и принялся жадно сосать язык, вонзившийся между его зубами. Генетические коды собирались и разбирались по всей поверхности тела Ходжеса, а наркотические эндорфины накачивались в мозг.

Мария покинула Поплар, оставила весь мир внизу. Джонни вбил свой любовный мускул в чёрную дыру её пизды. Мария оказалась на доисторическом пляже, где представила, что она первая амфибия, покидающая море и ощущающая тепло солнца на коже.

Джонни хотел забыться в примитивном ритме секса. Но что-то тянуло его назад, в этот мир и экстаз отчуждения. Медленно мозг Ходжеса обработал доносящиеся звуки. Какой-то ублюдок пытался выбить его входную дверь!

Джонни вытащил хуй из пизды Марии и пару секунд спустя пальцы врача обрабатывали дыру, освобождённую бутбоем. Ходжес скользнул в свои «ста-престы» и туфли, потом пулей вылетел из спальни. Скинхед распахнул дверь, и парень в рабочих штанах дёрнулся к нему. Джонни набросился на мудака, и они вдвоём вылетели на лестничную клетку. Пацан приземлился на спину, Ходжес оказался сверху. Он принялся молотить гада головой об пол — раз, другой, третий — оглушая его.

Ещё один волосатый дрочила пошёл было на Джонни, но тут из квартиры высыпались Бунтыч, Худой, ТК и Самсон. Они погнали ублюдка по лестнице. Ходжес встал, наступил на копну волос своего противника и рывком поднял его вверх. Подросток заорал, как раненый слон. Подняв пацана на ноги, Джонни впечатал его в стену.

— Только не избивай меня, — молил тот, соскальзывая на пол. — Я стучался в дверь, никто не ответил, я подумал, никого нет дома.

— Мой дом никто никогда не грабит! — рыкнул Ходжес. — Запомни раз и навсегда!

— Не бей меня, — взмолился пацан, когда Джонни набросился на него.

Мольбы вора не дали результата. Ходжесу снесло башню, и он принял решение нанести малолетнему преступнику тяжкие телесные повреждения. Скинхед злобно щерился, пока его туфли месили распростёртое тело. Ублюдок почти сразу вырубился. Джонни раздел парня, оттащил его коматозную тушу к лифту, отправил вниз на первый этаж, и только потом вернулся в квартиру. Обшарив карманы штанов, он стал обладателем двадцати фунтов, ножа, пачки курева и зажигалки. Штаны он нацепил в окне гостиной. Они будут развеваться из квартиры, как трофей! Ходжес совсем было собрался вернуться в спальню, когда в дверь ввалилась вся фирма.

— Второй ублюдок сбежал, — пропыхтел Худой, — но мы видели, что ты сделал с мудаком, которого поймал, качественная работа!

— Какого хуя вы не открыли дверь и сидели тут шлепали ушами, пока её вышибали! — вопросил Джонни.

— Мы думали, ломятся в дверь к соседям, — заикаясь, ответил Бунтыч.

— Ладно, вас ждёт порнушка, — рыкнул Ходжес, — а меня — настоящий секс!