– Да, сейчас на комп скину.
На экране Макинтоша сменялись кадры прожитой час назад жизни. Мужчины целуются, ласкают друг друга, не стесняясь, с любовью и откровенным желанием смотрят друг на друга. Их члены касаются, словно головы влюбленных на первом свидании, ничем не сдерживаемые, кроме легкой органзы.
– Красиво получилось, – оценила я.
– Они всё делали сами, им было в кайф. Это лучше всего для работы! – проговорила Ольга, глядя в монитор.
– Мне нравится, что члены прикрыты, но видны. Двойная эрекция заводит. Алекс – чудо! Жаль, что потерян для гетеросексуального общества.
Ольга улыбнулась своим мыслям.
– Инструмент всегда встает. Примитивная реакция. Я стараюсь это обыгрывать. Откровенно животный контекст упрощает идею. Алекс? Он, кстати, отличный гид, водит экскурсии по Иерусалиму. Ты можешь ему позвонить, я дам телефон, если хочешь.
– Хочу…
Мы досмотрели фотографии, выпили еще из кофейника и бутылки, разделённых столетиями…
Спустился усталый Миша.
– Я закончил. Ну как вы тут, девчонки, наболтались? – равнодушно спросил он.
– Соскучились по тебе, – так же равнодушно ответила Ольга.
– Я бы чего-нибудь съел, – сказал муж.
– Картошка с грибами в красной кастрюле.
– Ага, понял, – кивнул Миша и ушел.
– Ужин заслужил, – улыбнулась Ольга, проводив глазами мужа.
– А у женщин какая реакция на съемках? – продолжила я прерванную тему.
– Разная, но не такая примитивная. Все тоньше, изящней.
Ольга взглянула на меня впитавшими фотосексуальность глазами.
– Останешься с нами на ночь?
– С вами…?
– Да. Мы любим втроём. Тебе понравится. Муж хорош в постели, – сдержанно произнесла хозяйка.
– Да я с удовольствием… Но меня уже ждут мои, я обещала… мы завтра сутра должны были… ну в общем, не очень удобно сегодня… – промямлила я. – Давай в следующий раз?
– Хорошо, наш телефон у тебя есть, – ласково улыбнулась Ольга и провела большим пальцем по соску, проступившему сквозь цветок платья.
Возвращаясь в такси по рвущемуся в небо, словно эрегированному ночному Тель-Авиву, я размышляла, почему не осталась с красивой Ольгой и её мужем, который «хорош в постели». Сначала польстила себе мыслью, что природная честность не позволила проехаться на чужой сексуальности, потом призналась себе, что виной банальный эгоизм. Я предпочитаю все своё – зубную щетку, желание, тапочки, мужчину… Желание увидеть Алекса и побывать с экскурсией в Иерусалиме – было моим собственным, и с утра я набрала его номер.
«Вы едете не просто в город. Иерусалим – город живой! Город, принадлежащий всем и не принадлежащий никому. Город, визит в который для каждого вашего предка был бы величайшим праздником его земной жизни. Кем бы ни был Ваш предок, – христианином, иудеем или мусульманином. Почему Иерусалим? Почему Иерусалим должен был стать сценой Распятия, Смерти, Захоронения, Воскресения и Вознесения Христова.
Почему Иерусалим должен был стать сценой Вознесения Мухаммада на седьмое небо для получения главной Книги Ислама – Эль-Коран. Почему за тысячу лет до распятия Христова и за полторы тысячи лет до вознесения Мухаммада великий царь Давид, сняв с себя все одежды царские, ликуя и танцуя пред всем народом, вносит в этот град главный атрибут договора меж человеком и Богом – Ковчег завета. Почему Вам необходимо попасть в Иерусалим? Как для Вас он может стать тем же, чем он был для каждого Вашего предка? Обо всём этом, в абсолютном понимании ответственности пред Вами, визитером этого града и пред самим Градом Иерусалимом мы и будем говорить…» – начал экскурсию загорелый накаченный мужчина в белой одежде и широкополой шляпе, отдаленно напоминающий Алекса.
Голос, парфюм, поворот головы, волосы – его, но лицо – не его, – одухотворённое и сосредоточенное – лицо дирижера во время ответственного концерта. С таким лицом не позируют голым…
Фотообраз Алекса преследовал меня всю экскурсию. В белых складках одежды мне виделись складки органзы, декорирующей смуглый эрегированный член. Я старалась отводить глаза, но взгляд сам прилипал то к его лицу, то к паху…